Боль смешивается внутри меня с адреналином, так сильно хочется кричать, что сжимая зубы я почти ощущаю как они крошатся у меня во рту. Каждый шаг - невероятный поступок, мерзкая агония и страх, потому что сзади воют хищные, голодные звери. Потому что кричащая возле меня Китнисс не хочет уходить одна. Забегая вперед девушка отстреливается и острые наконечники пролетая мимо меня находят свою цель. Но этого мало. Даже если бы у меня было оружие, чтобы отбиваться - это все равно будет недостаточно. Их цель - гнать нас вперед, в идеале - только девушку, чтобы там она один на один столкнулась со Вторым. Но, конечно же, она меня не оставляет. Я бы сам остался на растерзание зверям, но понимаю, что скорее всего Китнисс кинется вытаскивать меня, и так почти мертвого. И, возможно, получит такие раны, которые не дадут ей одолеть Катона. Продолжаю вынуждать себя шевелится быстрее, но выходит плохо. Наступать на раненную ногу почти невозможно, при каждой попытки - а их у меня через раз, ведь ноги всего две - я спотыкаюсь, припадаю и проклинаю свою неудачливость. Свою непредусмотрительность и все эти Игры, распорядителей и их задумку вытащить сразу двоих. Ага, лучше бы каждый был за себя, тогда Эвердин уже забралась на безопасную высоту. Но, увы.
- Наверх, Китнисс! - пытаюсь кричать, чтобы быть громче оголенного лая переродков. Машу на девушку рукой, когда мы приближаемся к Рогу. Если она начнет помогать мне здесь, то они сожрут нас обоих.
Забираться куда-либо тоже не мой конек. В принципе. Вот сейчас представим, что я отдохнувший и здоровый. Все равно. Это не мое. Лазать по каким-либо поверхностям, кроме горизонтальных - это к ней, к моей напарнице. Но сейчас выбирать не приходится. Стараясь думать более-менее собрано, не обращать внимание на попытки зверей сожрать меня заживо, ищу за что можно ухватиться руками. Кричу от прилива неожиданной, но вполне логичной боли. Какая-то тварь уже начала пробовать меня на вкус. Снова шарю пальцами по шершавой поверхности. Чтобы подтянуться, чтобы.. да! Наконец-то пальцы нащупывают некоторую опору, а уж поднять свой весь самое простое. Жаль, что не могу полноценно помогать себе ногами. Сверху Китнисс выпускает еще пару стрел в тех, кто ближе. Я делаю очередной рывок. Давай же, Мелларк! Падаю на горячую поверхность, но какое мне до неё дело. Слабо поворачиваю голову на бок, сильнее сжимая в руке нож.
- Умные твари, - привлекаю внимание Эвердин к тому, что волки-переростки изучают Рог. Лижут, скребут, мерзко перелаиваются, будто понимают друг друг. Как люди.

She holds the cold, she feels so fooled by
(Она пытается быть холодной и поступила глупо,)
all this pain she has revealed.
(когда показала всю свою боль.)
She hopes, she cries, she holds inside all,
(Она надеется, плачет, держит внутри все то,)
these things that will make her real.
(что может сделать ее настоящей.)
Reamonn – «Weep»

Отвлекаюсь на оклик напарника. Бросаю взгляд вниз, там, где стая волков пытается расшатать Рог. Они впиваются острыми, как бритва, когтями в металл, раздирая его. Бьются мордой об железо, пытаются прокусить ненавистную конструкцию, которая мешает им добраться до человеченки. Умные.. Встречаюсь взглядом с одним из переодков. От неожиданности я вскрикиваю, пятясь назад. Глаза! Они не похожи на глаза животного. Взгляд слишком осмысленный, трезвый. За ним скрывается намного больше, чем просто животные инстинкты, подталкивающие зверя на убийство. Я не могу оторваться от горящих ненавистью, зеленых глаз. Не звери… слишком умны.. тогда кто..?
- Это они! – я, наконец, поняла, кого подкинули нам распорядители. Дамы и Господа, в финале мы решили стать еще более жестокими, еще более изощренными в своих бредовых идеях. Да, у Рога Изобилия не простые переродки. Перед Вами…
-..все трибуты, павшие в бою. – шепчу себе под нос, оканчивая выдуманную речь Сенеки Крейна. – Ты понимаешь? Это же Диадема, Цеп, Марвел! – Выйдя из ступора я пытаюсь довести свое открытие до Пита. – Посмотри на их глаза, на их вид! – Я не гляжу на напарника, внимательнее всматриваюсь в дикий взгляд волка-переростка. Могли ли распорядители для пущего эффекта использовать погибших участников Игр? О чем они думали, когда решили воспроизвести перерожденных трибутов? Неужели, родные и близкие погибших, позволили так истязаться над детьми?
Хочу поделиться с Питом и этими предположениями, но слишком поздно замечаю, что мой напарник угодил в цепкие руки Катона. Автоматически поднимаю лук, целюсь в голову врага. Все тело Второго покрыто спасительной кольчугой. Его спонсоры прекрасно понимали – встреча Кровожадного Профи с Огненной Девушкой должна была состояться. Что ж, тогда они должны были прислать и защиту для головы. Ведь мне ничто не мешает, пустить предпоследнюю стрелу прямо ему в лицо.
От напряжения я слышу только собственное прерывистое дыхание. Или переродки и в правду притихли, выжидая пока к ним свалится свеженькая плоть. Катон выкрикивает провоцирующие реплики, но они не несут за собой никакого смысла. Лишь первая фраза правдива – упадет Второй, упадет и Пит. Я понимаю, если немедленно не приму решение, то Профи попросту задушит моего напарника. Не могу определиться с возможной траекторией полета стрелы. Куда стрелять? Сразу в голову? В руку? В поисках ответа с надеждой смотрю на Пита. Он не отрываясь смотрит на меня. Ждет, когда я решусь хоть на что-нибудь. Но я слишком долго собираюсь с силами, стрела не успевает соскочить с тетивы. Багровая жидкость заливает руки Катона.
С губ срывается крик. Переродки, до сих пор хранившие тишину, словно сдурели от счастья. Они заливаются. Смеются. Меня же переломило на две части, я ощущаю, как внутри все рвется на куски, разрывается каждая клеточка тела. Я обхватываю себя руками, стараясь подавить пронизывающую боль. Буквально складываюсь пополам, продолжая неистово кричать. Я готова упасть на теплую поверхность Рога, дождаться пока Катон примется за меня, даже не сопротивляясь, готова позволить ему перерезать мне горло. Я не хочу сражаться, в этом больше нет смысла. Перед глазами все темнеет, я вот-вот упаду, а встать мне уже не удастся.
Заставляю себя посмотреть на Профи. Он безжалостно скидывает смертельно раненого Пита к волкам. И тут, в моей голове что-то переключается, заставляет меня выпрямиться, перестать кричать, сильно сжать зубы. Я натягиваю тетиву и пускаю смертельную стрелу прямо Второму в висок. Он сглупил. Убить девушку, подавленную горем – легко, а вот расправиться с той, у которой отняли надежду, растоптали все возможное счастливое будущее – нереально. Гнев придает мне сил. Я зла и готова искромсать гнусного Катона за содеянное.
Подбегаю к упавшему замертво юноше. Грохочет пушка. Сталкиваю обмякшее тело вниз, распугивая стаю переродков, копошившихся у подножья Рога.
- Вот что вам нужно! Берите! – Пускаю последнюю стрелу в толпу волков. Снова гремит пушка. – Нет! – Забыв о безопасности спрыгиваю вниз. Как ни странно, волки отступают. Я вижу, как один из них утаскивает тело Катона в сторону леса. Кто? Рута?
Падаю на колени рядом с Питом. Моя стрела не коснулась его. Неужели пушка запоздала? Или все это время он был жив, а я не попыталась спасти его!?
- Прости меня.. Пит.. – По щекам текут горячие слезы. – Мы почти победили. Почти. – Отбрасываю лук, который не помог мне спасти земляка. Я намереваюсь сказать еще множество слов оправдания, но вместо этого прислоняюсь лбом к его груди и предаюсь рыданиям. Пусть зрители думают, что я горюю из-за потери любимого человека, пусть распорядители вдоволь насытятся своим успехом, пусть в каждом Дистрикте в очередной раз убедятся, насколько жестокими могут быть их соседи, их дети.
Я не собираюсь уходить. Если захотят забрать его тело, то придется нейтрализовать меня. Поднимаю голову, чтобы еще раз взглянуть на Пита. Волки не успели покалечить его до неузнаваемости. Лицо такое же, каким было тогда, в пещере. Только глубокая царапина проходит от щеки до подбородка. Небесно-голубые глаза невидящим взглядом смотрят вверх, а из свежей раны до сих пор течет кровь. Дрожащими пальцами опускаю павшему другу веки, а свободной рукой отрываю лоскут майки и обматываю его шею. Материя тут же пропитывается кровью. На меня снова накатывается волны рыданий. Невольно вспоминаю маленькую Руту, которая тоже погибла по моей вине. Я не смогла ее защитить, так же, как и не смогла сохранить жизнь Пита. Как мне жить дальше? Как я посмотрю в глаза его отцу? Как буду приносить соболезнования его братьям?
- Леди и Джентльмены! Рад представить вам победительницу семьдесят четвертых Голодных Игр – Китнисс Эвердин! Да здравствует трибут Дистрикта-12!
От пронзительного голоса я вздрагиваю. Вероятно, слишком долго пробыла у тела последнего погибшего трибута. Распорядители решили покончить с этой мыльной оперой. А вот я нет. Аккуратно укладываю руки юноши покоиться на груди. Целую его в лоб и медленно поднимаюсь на ноги. Мой взор падает на лук. Недолго думая хватаю оружие. Все же оно помогло мне избавится от Профи, оставлять лук здесь было бы неразумно.
Вытираю слезы рукавом куртки, бросая последний взгляд на Мелларка. После чего отступаю от него буквально на два шага. Этого вполне достаточно. Пусть забирают нас вместе или думают, как отогнать меня. Я сдерживаюсь, не выпускаю крик ужаса и боли, что томится у меня в груди. Этим я успею заняться дома. Там я вдоволь наплачусь, накричусь. Возможно, до такой степени, что никогда больше не смогу разговаривать. А сейчас нужно.. нет, просто необходимо, быть сильной. Я не пешка в их руках, я не буду действовать по четко спланированному сценарию. Не стану выкрикивать слова гнева, хотя это могло бы придать шоу еще большую эпичность. Я не буду показывать им слабость, которой они так ждут. Они должны считать, что им не удалось сломить Несчастную Влюбленную. Ради Пита. Он больше всего боялся потерять себя на этих Играх. Тогда я его не понимала, но теперь мне все стало ясно. Капитолий никогда не получит настоящую Китнисс. И никогда не сможет управлять мной словно марионеткой.
Подношу к губам три средних пальца левой руки и протягиваю ее в сторону, где по моим предположениям находятся камеры. Второй рукой до боли в пальцах сжимаю лук. Сразу же, как по волшебству, сверху ко мне начинает спускаться лестница. А я так и стою, с протянутой рукой и полным безразличием на лице. Что, Сенека, не придумал более оригинального способа, как забрать меня с Арены? Ты нарушил правила – нельзя забирать победителя, если рядом с ним находится погибший трибут.
Только когда серебренные ступеньки останавливаются рядом со мной я все-таки хватаюсь за перила, тут же ощущая покалывание во всем теле. Успеваю повернуть голову в сторону Рога прежде чем электроток приковывает меня к месту. Прости.. прости.. В моей голове бьется лишь одна мысль. Она никогда не оставит меня в покое.
Мышцы постепенно расслабляются, если бы не ток, я бы уже валялась на земле со сломанным позвоночником. Возможно так было бы лучше. Тогда учредители Игр не получили бы победителя, а значит, позволили бы себя обдурить. В моем кармане как раз завалялась парочка ягод морника. Стоило только достать их там, внизу, и я бы избавилась от душащего чувства вины, от убивающей боли в груди.
Как только я оказываюсь в салоне планотела, сразу же падаю, словно тряпичная кукла. Слышу, как ко мне подлетают врачи, чувствую прикосновения, от которых сразу же начинаю размахивать оружием. Рукоять лука находит лицо молодой медсестры. От резкого удара из ее губы начинает стекать тоненькая струйка крови. Снова кровь. Снова по моей вине.
В предплечье меня кусает оса. Или это был укол с успокоительным? Я не знаю. Я ничего не знаю. И ничего не хочу. Я просто падаю в пустоту. Оно к лучшему. Так я ничего не чувствую. Ни вины.. ни боли.. ни злости.. ничего..

«Если что-то болит — молчи, иначе ударят именно туда.»
© Марина Цветаева

-…ясно? – Хеймитч касается моего плеча. Не получив ответной реакции он щелкает пальцами у меня перед глазами. Поворачиваюсь к нему. – Ты вообще здесь? Выход через минуту. – Мужчина качает головой. Попутно слышу голос Эффи. Она просит меня не сутулится и улыбаться. В ответ мрачнею еще сильнее. Глупая. Все здесь глупые! Если бы не моя семья, я бы не стала подбирать слова, высказала бы Капитолию все, что думаю. Всю правду.
Шквал аплодисментов заставляет меня пройти на сцену.  Что говорил Хеймитч? Держаться холодно или наоборот быть приветливой? Я все прослушала.
- Сегодня ты не волнуешься?
- Уже нет. – Следую за ведущим, который усаживает меня в мягкое кресло. Смотрю только на Цезаря, надеясь, что он поможет мне справится с этими мучительными минутами. Сажусь, выпрямляюсь, ложу руки на спинки кресла и слушаю каверзные вопросы, приготовленные для меня учредителями Игр.
- Только сейчас поняла, насколько сильно соскучилась. – Говори то, что они желают услышать.. чей это совет всплыл у меня в голове? – Твоя новая прическа куда более экстравагантней той, которая была две недели назад. Мне нравится. – Улыбаюсь, хотя губы отказываются растягиваться. Поэтому получается какая-то натянутая улыбка, скорее нервное подергивание губ.
-  Всех нас тронула история о вашей любви с Питом, мы все переживали за вас обоих. Это изменение правил. - Вздрагиваю, услышав знакомое имя. Сердце начинает набирать обороты, дыхание учащается. Мне становится душно и я уже хочу убежать отсюда. -  О чем ты подумала, когда услышала выстрел пушки, ну тот, который рассказал нам, что на арене в живых осталось трое? Признайся, ты знала, что Ты и Пит живы, а о том, кто остался ты задумывалась? Ты наверняка думала о сопернике, о ком ты тогда подумала о Катоне или Цепе?
- Я подумала, что мы должны выиграть. Правила изменили и у нас были все шансы на победу. У меня и у моего напарника. – Избегаю взгляда ведущего, обращая свой взор к публике. – Я полагала, что в живых остался Цеп, но теперь понимаю, я бы не смогла поднять руку на Одиннадцатого. - Киваю в такт словам Цезаря. В какой-то момент мне кажется, что он понимает меня и не станет давить на больное. - Убийство - часть Арены. Чтобы защитить свою жизнь мне приходилось убивать. Как только выстрелила пушка, я поняла, что придется решиться. Придется убивать. Ради нас. Если честно, я надеялась, что Катона убьет кто-то другой.

- А кто? Пит, распорядители?
- Переродки. Они хорошенько потрепали моего соперника, им ничто не мешало окончательно разобраться с ним. – Никто, кроме распорядителей. Хочу схватиться руками за голову, ибо перед глазами начинает всплывать тот день. Последний день на Арене.
Цезарь начинает расспрашивать меня о волках-переростках. О моих чувствах, мыслях. Спрашивает, смогла ли я убить Марвела, Руту. А я невидящими глазами гляжу на него, стараюсь заблокировать воспоминания, не дать им полностью поглотить мой разум.
- Сначала я не поверила в возможность перерождения трибутов в волков. – Медленно начинаю я, так как мое молчание затянулась слишком надолго. - Потом, когда они стали вести себя как люди, сомнений не осталось. Мне было жутко наблюдать за ними. Похоже.. – Осекаюсь на полуслове, прокашливаюсь. Тут же на небольшой столик рядом со мной приземляется стакан воды. Я оборачиваюсь в сторону кулис. Хеймитч одними губами шепчет «Стоп». – Похоже в тот момент я слишком разнервничалась и могла принять свою фантазию за реальность. – Пытаюсь вырулить ситуацию, ведь зрителям явно не понравится, если учредители Игр в правду использовали детей в качестве оружия против живых трибутов. Беру стакан с водой и делаю небольшой глоток. Легче мне не становится, но по крайней мере я намекнула Цезарю что пора переводить тему. К моему облегчению он задает нейтральный вопрос, ответ на который ни на что не повлияет.
- В тот момент я думала совершенно о другом. За нами гналась стоя волков. Моего напарника ранили. Главной целью было добраться до Рога. Оказаться в безопасности. – Все еще сжимаю в руке несчастный стакан. – Да, ты прав, на Арене нет совершенно безопасного места. Однако Рог Изобилия в то время оказался для нас спасительным. – Мне удается совладать с нахлынувшими эмоциями. Возвращаю полупустой стакан на место и внимаю новый вопрос Цезаря.

- .. Когда из обращенного к тебе взгляда Пита, начал уходить свет жизни?
Пит. Кровь. Еле слышные предсмертные вздохи. Море крови. Жуткая ухмылка Катона. Ногти впиваются в мягкую обивку кресла. К глазам вдруг подступают слезы. Вот чего я боялась больше всего. Я знала, вопроса об убийстве моего напарника никак нельзя было избежать. И все равно дала слабину.
- У меня был выбор, стрелять сразу, либо дождаться более удобного момента, чтобы спасти напарника. Если честно, я смутно помню сам момент. – Голос срывается, переходя на полушепот. - момент смерти. – Кажется, сердце вот-вот выскочит из груди. - Но могу сказать точно - тогда я разозлилась на Катона и меня уже никто не смог бы остановить. – Вряд ли мои слова вообще можно как-то отнести к поставленному вопросу, но сказать правду я не могу.
- Это наверное боль от потери Пита? Признайся нам, ты хотела бы, изменить события? Хотела бы ты вернуть назад время и все же, попытаться убить Катона раньше? Как часто ты об этом думаешь, какие варианты обдумываешь?
Крик раздается у меня в голове. Не могу сдержаться и потираю рукой лоб. Должно выглядеть так, словно я утомилась от интервью, а не пытаюсь заглушить боль. Слезы уже готовы вырваться наружу. Будет ли уместно заплакать сейчас? Или дождаться более подходящего момента?
- Думаю об этом постоянно. Каждую минуту. Ночью мне снится как я спасаю его, иногда удается, иногда нет. Мне было трудно смириться с потерей дорогого для меня человека. – Все, больше нет сил держаться. Одинокая слезинка скатывается по щеке, обжигая кожу словно маленький уголек. Уверенна, камеры сейчас снимают меня крупным планом, поэтому наспех смахиваю слезу, опускаю глаза, словно смутившись. Я была влюблена, разве не так должны прощаться с любимыми? Наверное, так.
- Простите. – Поворачиваюсь к публике, когда по лицу скатываются слезы. Я могла бы сдержаться, могла бы не показывать слабость, но тогда вся наша история потеряла бы смысл. - Безусловно мне бы хотелось изменить все, но я не могу сказать, как именно. Не знаю. – Голос дрожит, иногда приходится останавливаться, чтобы привести дыхание в норму. Всплакнуть – это одно, но рыдать на глазах многомиллионной публике я не стану.

- Как жаль, что ничего нельзя изменить.
Жаль? Тебе жаль? Да ты понятия не имеешь что я чувствую. Никто из присутствующих никогда не испытывал столько боли, сколько приходится испытать трибутам! Всем наплевать на нас, вам нужно лишь зрелище. Вы уже не люди, вы гнусные бессердечные существа! Вдруг начинаю злиться на окружающих. Даже на Цезаря, хотя он вроде пытается мне помочь.
- Когда мы увидели, как на его тело набросились переродки, сразу многие вспомнили, как он хотел их покормить. Вот только, в качестве пище, он явно не себя хотел видеть. Ирония судьбы.
Молчу, ощущая, как слезы засыхают на моих щеках. Размышляю над следующим шагом. Стоит ли говорить о безграничной любви к напарнику? Публика бы проглотила эту уловку, глазом не моргнув. Вот только нужно дождаться подходящего вопроса. Давай, Цезарь, не подведи.
- Как такая девушка, поющая песни над телом ребенка, могла жестоко скинуть тело Катона прямо в пасти переродкам, ведь пушка уже оповестила тебе о его смерти?
- Я была зла. Злость придавала мне сил. – Снова возвращаюсь на Арену, смотрю на бездыханное тело Профи. - В состоянии аффекта я даже не осознала, что совершила такой поступок - скинула его тело. Наверное, мне хотелось отомстить. Катон должен был страдать. Как страдал..  мой напарник. - Не могу произнести его имя. Тяжело и больно.
-.. Как думаешь он простит тебя?
Замираю с ужасом смотря в глаза Цезаря. Неужели обязательно так досконально разбирать смерть моего союзника? Моя голова готова разорваться, так же, как что-то в душе оборвалось в тот миг, когда свет жизни покинул очи Пита.
- Я не сумела спасти его. Победа была так близка, но я не справилась. – В горле пересохло, но я не спешу тянуться за водой, не сейчас. – А еще.. я не успела сказать самого главного.. не сказала как сильно его любила. – Теперь дрожит не только голос, меня всю трясет. Стараюсь унять дрожь, сцепляю руки в замок, но естественно, это не помогает. – Надеюсь, он простит меня.

Приятного аппетита, Капитолийцы, надеюсь вы поперхнетесь от восторга или захлебнетесь собственными слезами горя. Пусть удача никогда не будет на Вашей стороне. Я Вас ненавижу!
- …ты повстречаешь родных Пита, кроме родителей, у него вроде бы есть братья, что ты им скажешь?
- Я принесу им свои извинения. - К сожалению, или к счастью, я не разобрала первой части поставленного вопроса. Я устала и не хочу больше отвечать на эти вопросы.
- …Китнисс тебе придется с ним познакомиться, не знаю что ты чувствуешь сейчас, может поделишься? У тебя есть, что сказать ему?
- Можно сказать сейчас? – Наигранно поднимаю брови вверх. - Максимус Ван де Гри! – Поворачиваюсь к камере. Она находится в нескольких сантиметрах от меня. -  Вы воспитали самого жестокого ребенка. Он посмел отнять жизнь Пита за что поплатился своей собственной. Я ничуть не жалею о совершенном поступке. – Впервые я произношу имя павшего напарника. Колющая боль расходится от сердца по всей груди. Пит. Так не должно было быть. Мне не нужна такая победа.
Вот интервью подошло к концу. Цезарь поднимается с места, протягивает мне руку. Нехотя берусь за теплую ладонь и поднимаю руку к небу. Улыбаюсь уголками губ. Интересно, все ли я делаю правильно? Ведь большая часть сказанного чистая правда. Стоило ли мне так рисковать или это уже неважно? Начинаю жалеть о том, что невнимательно слушала наставления ментора. Боюсь, я запорола все интервью, слишком разные эмоции показывала, где-то переигрывала, где-то была слишком серьезной.
Не могу пошевелиться. Хеймитчу приходится выйти на сцену, чтобы забрать меня оттуда. Бреду по опустевшим коридором Тренировочного Центра. Ментор поддерживает меня за талию. Иначе я упаду. Хвалит, сжимает окоченевшую руку. Во время пути успеваю подвернуть ногу и сбрасываю туфли. Оказавшись в комнате, падаю без сил на кровать. Все позади. Закрываю глаза и тут же вижу Его лицо. Он улыбается, но в глазах читается укор. «Живи дальше, Китнисс, будь сильной. Это лучшая из всех смертей.» Отчетливо слышу такой родной голос. Я сошла с ума. Начинаю слышать голоса. Видеть мертвых.
Не хочу. Не могу жить дальше.

Отредактировано Katniss Everdeen (Четверг, 28 ноября, 2013г. 20:45)

Вариант 2

Мы оказались недалеко от поля, где провел большую часть времени Одиннадцатый. Не сказать, что это самое лучшее место для нас, ведь здесь он же и погиб от рук Катона. Однако, выбирать не приходится. Лес и Рог теперь принадлежат переродкам. Эти существ, напоминающие одновременно как волков, так и погибших трибутов, обосновались там и выглядят куда опаснее, чем Второй. Мы принимаем решение идти вперед. Уже стемнело, но я припоминаю, что где-то там, за ним, Арена заканчивается в принципе. Может быть, это даже не воспоминание, а обычный вывод, ведь Цеп так и не ушел глубже, а оставался в этих местах, возможно, отсутствие выбора и загнало его в ловушку. Значит, она ждет и нас. Логично, что настало время финала и мы должны встретиться с противников лицом к лицу.
Пробираемся вперед. Интересно, что нас там ждет? Кроме самого Второго, само собой. Будут ли еще ловушки? Или им достаточно того, что либо ему надо убить сразу двоих и показать свое мастерство, силу подготовки, либо нам убить вдвоем его, чтобы вернуться вместе. Новые правила - новые подлости. Я не верю, что все закончится слишком просто и опасливо оглядываюсь по сторонам. Он там. С другой стороны поля, загнанный сюда переродками, которые не дали никому времени очухаться и подготовиться. Сесть в засаду. Промедление смерти подобно, в нашем случае все именно так.
Я одергиваю девушку за руку и показываю рукой в сторону Катона. У него нет стрел, в этом наше преимущество. Сколько их осталось у Китнисс после нашего побега от тех тварей? Сжимаю крепче нож в своей руке, хорошо, что сумел сохранить его до самого конца, с оружием мне не везет, наверное, потому, что я не очень умею им пользоваться.
- Он здесь, - шепотом подтверждаю свой жест, на тот случай, если в полумраке напарнице на разобрала моих движений. Но это лишь подстраховка, уверен, что девушка быстрее меня определила опасность. Хотя.. совсем забыл, что травма повредила ей слух. Взрыв, который уничтожил запасы и угрозу от мин, которые установили профи. Эх, я сейчас бы не отказался от возможности кинуть во врага гранату или натравить на него переродков. Все, что угодно, лишь бы не вступать в бой. Не брать на нас очередную смерть, боль от нанесенный ран. Я не готов убивать, не люблю это делать. Каждый - хорошо, что их не так много - кто погиб из-за меня, всю оставшуюся жизнь пробудет в моих кошмарах. Просуществует весь тот век, который предназначен мне и отнят мною у них. Если я переживу эту ночь. Нога болит при каждом шаге и я не тот, кто сможет победить в рукопашной борьбе. Кровь все еще течет и, наверное, если бы все не решилось сегодня, то я умер бы сам через день-другой.

Отредактировано Peeta Mellark (Среда, 4 декабря, 2013г. 20:40)

Изначально было слишком рискованно приходить сюда. Эта местность нам неизвестна, в отличие от павшего Цепа, который успел за проведенные дни на Арене, отлично изучить каждый сантиметр поля. Поеживаюсь при мысли об Одиннадцатом. Безусловно, я надеялась, что именно он одержит победу в бою с Катоном, а не наоборот. Тогда нас осталось бы трое. Вот только о дальнейшем я не задумывалась. Убил бы Цеп меня? Смогла бы я поднять руку на земляка Руты? Не знаю. Получается, нам даже повезло с противником. Уж Катона я смогу прикончить. И глазом не моргнув.
Пытаюсь шагать уверенно, не переходя на бег. Хотя так мне было бы легче. Добежать до противоположного края поля, тем самым застать Второго врасплох. Но и я, и наш противник прекрасно понимаем, что с раненным напарником я несколько ограниченна в своих движениях.
Киваю на предостережение Пита. Я плохо слышу, зато со зрением все отлично. Всматриваюсь в сторону, куда указал Пит. Замечаю силуэт, который тут же исчезает в высоких кустах. Принимаю важное решение.
- Идем. Пора покончить с этим. – Говорю тихо, хотя наш соперник вряд ли сумеет расслышать слова с такой дистанции. Начинаю продвигаться вперед. Лук уже заряжен, в случае чего останется лишь поднять оружие и выстрелить во Второго.
Когда мы достигаем оврага, я начинаю вертеться вокруг своей оси в поисках противника. Он недавно был здесь. Не мог же он взять и просто испариться. Вопросительно гляжу на Пита, не решаясь произносить опасения вслух. Кто знает, откуда выскачет Катон. Встаю спиной к оврагу, вглядываюсь в высокие кусты, которые окружают нас.
Начинаю размышлять, поставив себя на место противника. Куда идти? К Рогу слишком глупо, ибо переродки тут же загрызут до смерти. В лес? Вряд ли, ведь там тоже бродят волки-переростки, да и Профи не очень любит леса. Но больше поблизости нет выходов с поля. Соответственно, наш противник притаился где-то неподалеку. От такого напряженного состояния не могу пошевелиться. Я словно окоченела и приросла к земле. Боюсь, если сейчас на нас внезапно нападут, не смогу сразу среагировать, дав Второму фору.
- Пит, я его не вижу. Куда он делся? – Нарушаю тишину, так как сил молчать больше нет. Может у напарника появились идеи по поводу возможного местонахождения Катона.

Отредактировано Katniss Everdeen (Вторник, 3 декабря, 2013г. 19:01)

Я ничего не успеваю понять. Слишком долго. Меня на вероятно длительный срок проваливает в темноту, в слабый электроток по телу, одновременную пустоту с привкусом терпкого жженного тумана во рту. Последнее, что я помню - хватка на своих плечах. Сильная, крепкая, злая и резкая. Земля уходит из под ног, но вместо долго полета я словно тону, только в какой-то более желеобразной и упругой консинстенции. Это Катон швыряет меня в овраг, но не туда, откуда вылез сам, а в сторону. Разве так умирают упав с высоты? Где боль, агония удара? Меня только лишь трясет неустранимой дрожью.
Открываю глаза на краю оврага, из под моих ног сыпется земля и приходится податься вперед чтобы не упасть. Последнее, что я помню это пальцы стискивающее меня, потом провал и эти странные вкусовые и тактильные ощущения. Внеземная цивилизация похитила меня прямо из Арены? Или это новая шутка распорядителей? Я не понимаю еще, что меня скинули прямо в силовое поле. Оттуда, как показал сегодняшний вечер, возвращаются назад не только целые предметы, но и люди. Из странного мутного чувства, будто я пьяный - хотя это виднее Хеймитчу, я то алкоголь никогда не пробовал - меня вырывает крик. Крик полный боли, настолько громкий и полный горя, что я понимаю почему меня до сих пор не заметили. Понимаю это и возвращаюсь в реальность своим сознанием. Боль в ноге, Голодные Игры, Китнисс. Китнисс! Это Она кричит! Она!
Девушку от меня загораживает своим телом Второй. Крупный, облаченный в кольчугу, он рвет меня на части тем, что творит с Эвердин. Я боюсь представить, что нужно делать, чтобы заставить человек так реветь от мучений! Заставляю себя пошевелиться, осознавая, что тот проходящий сквозь меня поток тока вынудил все мышцы то ли сократиться, то ли пробил их судорогой. В общем, кровь по телу бежит с трудом, зато приятным бонусом идет то, что я не смог разжать пальцы и нож все еще в моей руке. За несколько шагов вперед я понимаю, что буду делать. Что должен сделать. Облаченный в кольчугу Катон недосягаем во время ближнего боя, но его голова и шея открыты. Шея! Холодный сплав стали и какого-то еще твердого металла входит чуть левее позвонков, после чего застревает в парне под хруст и лопающийся щелчок. Не знаю что это такое, но Второму теперь не до меня. В горле слишком важная сонная артерия и еще много чего, что убьет не так быстро, но свое дело сделает. Впрочем, я не для победы над ним это делаю.
Отпихиваю противника в бок из последних сил, припадая на раненную ногу падаю, кричу. Ору как смертельно раненный зверь, почти так же, как кричала Она.
- Нет, нет, нет, - хватаю её за руки, за одежду, за рукоять оружия, которая она сама достала из себя, - Нет! - снова крик. Перепачканный её кровью я плачу, слезы льются ручьями по щекам, не могу себя остановить. Не хочу. - Китнисс! Держись! Мы же победили! Китнисс! - Никакого "мы". Мои губы касаются её теплого лба, я что-то шепчу, уговариваю, прошу немного потерпеть. Кого? Кого я прошу?! Она мертва! - Нет.. - кашель, хрип, потом я затихаю. Переплетаю наши пальцы, смотрю будто мертвыми, пустыми глазами в сторону. Были ли пушка? Была, но я не помню этого. Не могу сказать точно. Руки трясутся. Я снимаю с пояса девушки мешочек, давясь новым приступом слезы из-за ужасного зрелища перед моими глазами. Её истерзанное тело останется со мной навсегда, в самым страшным кошмарах. Еле поднимаюсь, делаю пару шагов в сторону Катона, но тот не дышит. Под ним много крови, так же и во рту, а нож вошел еще глубже и, скорее всего даже криво, потому что Второй упал на рукоять.