I was feeling sad
Can't help looking back

Эффи не помнит, когда в последний раз была в своей квартире. Нет, не приходила поздно домой, падая без сил на диван в гостиной, и не забегала на пару секунд, переодеться, чтобы в очередной раз устремиться «по зову службы и долга». Она, правда, не знает, когда просыпалась в собственной постели почти в обед, потягиваясь и довольно улыбаясь. Когда она в последний раз готовила завтрак или вообще готовила? С уборкой проблем нет – хозяйки нет, а, значит, и убирать нечего.  Жизнь мисс Бряк пролетала, пробегала, стремилась вперед, не задерживаясь ни на секунду, но никак уж не протекала мирно и спокойно. Желание что-то остановить или попытаться замереть в пространстве, чтобы отдохнуть хоть на мгновение, давно пропало, растворилось в ежедневном празднестве и суматохе, которые с годами выместили все остальные мысли. Женщина вряд ли будет задумываться о проблемах других Дистриктов, когда завтра очередной прием, или ей нужно помочь кому-то из знакомых с организацией вечера. Голова забита платьями, музыкантами, напитками и обслуживающим персоналом, но никак не идеями о революции. Система добилась своего.
В квартире темно и холодно: окна зашторены, отопление отключено добровольно, в целях экономии, ведь какой смысл платить, если дома тебя почти не бывает? Эффи сидит на диване и пытается вспомнить, во сколько сегодня пришла домой, чтобы высчитать приблизительное количество сна, составить собственную таблицу рекордов. Позвоночник болит от вечно идеальной осанки, а зубы слегка стучат от холода. Сопровождающая тянется к блокноту, который аккуратно лежит на журнальном столике рядом, чтобы понять, какой важное событие ждет ее сегодня. Каждый день ее ждет что-то важное, каждый день ценен. Закладка лежит на нужном дне, а на сегодня только одна запись, от которой невольно пробегают мурашки по коже. Какая честь. Какой ужас.
Бряк качает головой, со звуком захлопывает блокнот, кидает его на столик, из-за чего поднимается столб пыли, и встает. Пустой дом для пустой хозяйки, создается впечатление, что тут и, правда, никто не живет? А, может, так и есть? В самые отчаянные дни Эффи посещали мысли о том, что он всего лишь еще одна из многочисленных, безликих людей. Таких, как она, тысячи и десятки тысяч, и все они – отражения друг друга. В такой толпе можно запросто потерять рассудок, но, сохранив его, становишься сомнительно счастливым: способность мыслить и страдать оборачивается монетой для тебя.
Парик, съехавший набок, отправляется в шкаф, где похожих на него великое множество; платье, которое своим блеском освещает комнату, бережно вешается на вешалку, а макияж разноцветными красками смывается в раковину. Смотря в зеркало, капитолийка удивляется своей необычной обычности. Кажется, среди всей этой мишуры она потеряла саму себя.
Горячий душ пробуждает ото сна, пальцы больше не немеют от холода, но внутреннюю пустоту не зальешь кипятком, как бы ни хотелось.  Эффи на секунду прислоняется лбом к прохладной плитке, чтобы отогнать ненужные мысли. Не думая ни о чем, ни сожалея, ни переживая – так легче жить, так удобнее, так правильнее. Для страны, в первую очередь, все это нужно. А вот для самой женщины? Вопрос остается открытым, сопровождающая резко закрывает кран и выходит из душа, решив продолжать привычную двойную игру.
На кухне чудом находится пачка с чаем, которую Дива тут же заваривает в миниатюрном чайничке. Таком же маленьком, как и ее значение в этом мире, таком же хрупком – рукой махни, и все кончено. Удивительно, как место жительство может много сказать о человеке. Чай сразу с сахаром, производители заботятся о том, чтобы ты больше не заморачивался ни на какой мелочи. Какой напиток любишь, такой и покупай, на пачке даже написан процент сладости. Обо всем уже позаботились. Она пьет этот приторный, как ее жизнь, чай и думает, что что-то должно измениться. Горячая жидкость не согревает ее совсем. Нет, может, руки уже не дрожат, но и пустоту не запьешь. Чтобы ты ни делал, она всегда возвращается.
Сегодня должны транслировать прошлые Игры. Эффи, как порядочная гражданка, приводит экран в действие и становится перед ним, немного опоздала, показ уже начался, по всей видимости, таймер только что дошел до нуля. Она неосознанно отыскивает в этом хаосе трибутов со знакомой красной полосой на куртке. Своих участников, собственных смертников, имена которых вытянула этими уже не дрожащими руками. Секунда – и девчонка падает от стрелы в горле, захлебывается кровью. Ее смерть покажут детальнее позже, когда на Арене все временно затихнет. Пустыня была ожидаема, ее слишком давно не было, но в этом году, как и во всех предыдущих, будет что-то необычное. Парень-трибут через минут десять после начала Голодных Игр попадает в ловушку, и теперь его тело пронзает сотни мелких игл. На этом участие Дистрикта Двенадцать заканчивается, а Бряк просто выключает экран, смысла смотреть дальше просто нет.
Шкафы ломятся от разноцветных нарядов, которые каждый раз меняют внешний облик Эффи. Но им не изменить ее. Только какую «ее»? Изумительную дурочку или человека с пустыми надеждами? Не стоит задаваться вопросом, кого в ней больше: ее настоящей или ее выдуманной. Лучше спросить, что какая из ролей в понимании капитолийки «настоящая».
Бряк долго думает, что надеть, на такой встрече нельзя оплошать, просто потому что повторного шанса не будет. Не для нее точно, не в этой жизни, не в этой стране. Женщина привычным движением заправляет короткую светлую прядь за ухо и поджимает губы. Она не знает, чего ожидать, что от нее хотят и как к этому готовится. Ответ приходит быстро: будь сама собой. Наряд цвета морской волны быстро оказывается у нее в руках, голубой парик попадает в поле зрения, а коробка с непомерно высоким туфлями найдена – стандартная процедура. Макияж в тон, милая улыбка намертво припаяна; Эффи Бряк готова.
*
Она сидит в небольшой комнате, такой же темной, как и ее квартира, и спокойно ожидает своей участи. Так просто сюда заранее не вызывают. Нет, она не волнуется, лишь без задней мысли, беззаботно продолжает улыбаться, не облокачиваясь на спинку кресла – против этикета. Посидишь так пару часов, лежать ровно уже не сможешь. За все надо платить. Сопровождающая проводит рукой по мягкой обивке. Нет, она не волнуется, она не совершила ничего плохого, у нее идеальная репутация.
Сенека опаздывает всего лишь на пару минут, но не мисс Бряк его судить. Когда ты занимаешь такую высокую должность, то время просто исчезает, минут для тебя по просту не существует. Они, как положено, приветствуют друг друга, и распорядитель занимает место в кресле напротив Эффи. Между ними чувствуется определенный холодок и недоверие. Как между двумя палачами: один точит топор, вторая отрубает головы.
- Я хочу сразу перейти к делу, - спокойно говорит Крейн, - скоро начнутся 74 Игры, но я бы хотел поговорить не о них. Близится Квартальная Бойня, к которой уже начинается подготовка, это будет нечто невообразимое, то, что буквально взорвет аудиторию. Но в каждом колесе есть свои палки, не так ли, мисс Бряк? Дело не в вас, а в Дистрикте, который вы сопровождаете. Его ментор уже давно вызывает недоверие, лично я сомневаюсь, что при подобном образе жизни он дотянет до 75-х Игр, что крайне отрицательно скажется на динамике Игр, вы же понимаете это? Нам нужны все победители, все менторы. Будет невероятно обидно, если только Двенадцатый на годовщину явится с двумя сопровождающими. Поэтому вы нужны нам, мисс Бряк. Поезд отправится, как только мы закончим беседу, в своем купе найдете необходимые лекарства. Вы должны поставить ментора на ноги, чтобы он был в хоть какой-нибудь форме хотя бы к 74-м Играм. Надеюсь, мы поняли друг друга? Вы должны отправиться незамедлительно. Уедете обратно, когда будет нужно.
Все изложено четко, попыток возражать не предоставляется. Эффи продолжает улыбаться, в глазах блестит серьезность, она слегка кивает. В этом году ее пытки наступят раньше положенного срока, внутри все сжалось от мысли, что придется ехать в Дистрикт снова, но на этот раз с невыполнимым заданием.
- Один вопрос: кто-нибудь знает о моем прибытии?
Сенека слегка наклоняется голову ближе к капитолийке и заглядывает ей прямо в глаза, видя там то, что хотел видеть: ответственность, слепую направленность и непоколебимую веру.
- Только мы с вами, этого достаточно?
Дива кивает и поднимается с кресла, понимая, что разговор окончен, ее присутствие здесь больше не требуется. Она уверенным шагом шла к выходу, уже представляя, как засыпает в своем купе, которое гораздо больше напоминает ее дом, которое стало ее домом за все эти года; как будет вежливо просить Эбернети глотать таблетки, а не алкоголь; как будет по мере своих возможностей выносить его подколки. Внутри что-то перевернулось, ощущение чего-то неминуемого и нехорошего начало овладевать женщиной.
*
На улице холодно, а войти внутрь Эффи не решается. Дверь незаперта, ментор не боится, что кто-нибудь заберется в его жилище, но заходить без приглашения невежливо. Следовать правилам всегда. Вот и пришлось ждать его, недовольно осматриваясь вокруг, внимательно вглядываясь в темноту при каждом шорохе. Ночь явно не была ее временем суток, у Бряк не было ни сил, ни возможностей при таких условиях блистать.
Его она заметила почти сразу – по медленной походке. Да, и кому в голову придет в голову заглядывать в такое время в Деревню Победителей? Кому вообще придет в голову заглядывать сюда? Эффи расправила плечи и выдохнула, ожидая неминуемого. Задание дано сверху – его надо выполнить, небольшую сумку тяготили лекарства. Ты должна поставить его на ноги, любыми способами.
- Хеймитч. – Вежливый, холодный тон. – Ты не поздоровался, это плохие манеры. Добрый вечер. Мне нужно тебе передать кое-что от Капитолия, но не будем же мы разговаривать на улице?
Все действия и слова заучены, как по алгоритму. Напоминание о плохих манерах довольно-таки привычное, Бряк часто ему говорит об этом. Только Эбернети все равно. Сопровождающая не знает, чего ожидать. В Двенадцатом она никогда не может сказать, что будет, и, пожалуй, это ее чуточку пугает.

Он почти не изменился. Эффи часто подмечает хоть что-то новое в людях, в Капитолии принято преображаться. Но тут, в Двенадцатом, жизнь словно замерла. Тут исполнилось то, что давно было забыто – относительное спокойствие. Никакой суматохи, яркой жизни, стремительных событий или желаний скорее прожить сегодня, чтобы окунуться в замечательное завтра. Бряк на секунду закрывает глаза, отгоняя ненужные мысли. Это не ее Округ, ее дом – Капитолий. Это правда, женщина бы никогда не смогла тут прижиться. Или смогла, но не при данных обстоятельствах и власти, ее место там, где назначили.
Хеймитч выглядит старше своих лет. Сопроводительница уверена, что в этом виноват его образ жизни. Сколько дней в неделю он пьет? Или выходных совсем от такого занятия нет? На секунду ей действительно стало страшно: а что если ментора в один прекрасный день вынесут ногами вперед? Или вспомнят о нем, когда будет поздно? Мало ли, сердечный приступ, а рядом никого, ни один человек не беспокоится о нем, абсолютно некому убедиться, что все в порядке, что это тело не гниет где-то на диване, а все также напивается в хлам. Нет, мисс Бряк совершенно не волновало здоровье Эбернети, ей было важнее то, что Дистрикт останется без ментора. Против системы идти нельзя. Да, и кто будет хоть как-то помогать очередным трибутам? Им нужна надежда, а от чужой женщины им это будет чуждо и противно. Хеймитч нужен им всем. Жаль, что только ни жители, ни сам ментор этого не осознают.
Эффи не хочет допускать привычного развития сюжета: его ухмылки и насмешки, ее нелепая злость и бесполезные попытки что-то сказать в ответ. У него всегда найдутся аргументы лучше, сильнее, вещественнее, убедительнее. Он почти всегда побеждает. Только вот чтобы доказать что-то Бряк, не придется убивать сорок семь человек.
  - Благодарю.
Сухой ответ, ведь за даже самым приятным комплиментом явно скрывается насмешка. Это опыт после стольких лет общения – искать во всем некапитолийском двойной смысл. Искать во всем, что говорит ей ментор, ложь, неправдивое, злостное.
Диве кажется, что он ее не узнает. Или, по крайне мере, не верит, что она здесь. Сама мисс Бряк не верит, что она уже тут. Поначалу все казалось таким нереальным: поезд, никого из персонала и скорость, с которой они буквально пролетали сквозь Округи. Вокзал, никого из встречающих, пустая площадь, эхо от каблуков. Ничего не менялось, тут  нет места такому явлению.
До слуха доносится звон бутылок. Будто бы провели нож по коже, ужасное ощущение, Эффи даже немного передергивает. Опять алкоголь, опять до беспамятства. Не успевает она и слова сказать, как Хеймитч уже пьет из горла, будто бы ей назло, специально, чтобы еще больше настроить против себя, показать, что блондинка тут никто, ее не существует, пустое место. Капитолийка только привычно закатывает глаза.
- Сегодня осветить мне надо только тебя. Давай поскорей закончим с тем, зачем я здесь.
Бряк хочет уехать отсюда, тут она чужая, тут ей некомфортно. Она снова хочет оказаться в забытье праздников, чтобы перестать думать вообще обо все на свете, кроме обычных приземленных вещей. Она снова хочет в тот мир, где крепче шампанского ничего не пьют, а люди дружелюбные, не норовят тебя уничтожить взглядом или послать к черту на рога. Нет, это место явно не для нее. Капитолийское воспитание – отрицать то, чего не знаешь.
Она пропускает его намек мимо. За столько-то лет уже научилась фильтровать речь Эбернети настолько, чтобы почти не обижаться и не обращать внимания на его несвязную речь о гнусностях мира сего. Но в чем-то он прав: пить бы столичная жительница явно бы не стала, не ее уровень, не ее способ решения проблем. Лучше просто забыть, убрать куда подальше и никогда не вспоминать, идти в новый день с улыбкой и надеждой на лучшее. Надеждой, которая когда-нибудь оправдается.
Эффи осторожно, стараясь не оступиться, не спеша заходит в дом, тихо закрывая дверь. Даже если бы она хлопнула ею со всей силы, то эффекта все равно бы не было, некому жаловаться на шум. В этом плюс быть одному. Ментор уже, наверно, забыл о ней, потому что сразу занялся своими делами, а капитолийка не сразу пошла за ним, заглянув в другие комнаты, просто ужасаясь их состоянием. Неужели ему действительно настолько наплевать? Или спирт последние мозги вытеснил? Как можно так равнодушно относиться к тому, что окружает тебя?
Бряк идет в сторону кухни и останавливается недалеко от стола. Все верно – этикет не разрешает садиться раньше, чем предложит хозяин. А Хеймитч сейчас.. Диве чуть не стало плохо, пока она смотрела на хирургические махинации. Полей своим алкоголем, дурак, чтобы инфекцию не занести. Вслух, конечно, ничего не сказано. Зачем? Он не верит в заботу. Он ни во что не верит. По крайней мере,  в то, что верит Эффи, для ментора пустой звук. Просто потому, что в это верит она. Так кажется сопровождающей.
Капитолийка проводит ладонью по стулу, а потом, собравшись с духом, садится, не облокачиваясь о спинку. Ничего, кровать в поезде вполне удобная, еще отлежится. Только как сказать этому человеку, что весь его золотой запас сейчас отправится в канализацию, чтобы крысы пировали? Эбернети не согласится просто так. Нет, он будет категорически против. Мисс Бряк уже даже предвидит очередную ссору.
- Дело касается не только Игр, скорее, тебя лично.
Но в этом доме ее не собираются слушать. Она – пустое место. Эффи возмущена: что значит, почему ее? А кого Хеймитч еще ожидал увидеть? Может, президента Сноу собственной персоной? Или мордашку посимпатичнее? Капитолий не знает о предпочтениях данного ментора.
Сумка с дорогими препаратами грубо вырывается из рук, Бряк даже на месте немного подскочила. Главное, чтобы этот глухой стук, не означал, что с лекарствами что-то не так, за такое в столице по головке не погладят. Разве что серпом. Ее тут же оставляют одну, и возмущение нарастает: что за манеры?! Женщина позволяет себе на секунду отклониться на спинку сиденья, а потом встает, чтобы проверить целостность привезенного. Звуков со второго этажа не доносится. Может, ментор пошел спать? Решил отложить разговор на завтрашний день? Нет, таких возможностей у капитолийки нет, она собирается уехать домой. В ее планы входили недолгосрочные методы по убеждению. Если честно, то Эффи сомневалась, что она уговорит Хеймитча что-то принимать. Тут нужно было давить, вспоминать прошлое. А разве можно лезть назад, когда собственные мысли похоронены под пластом долга перед государством?
Блондинка снова опускается на стул, поглядывая в сторону еды. В такой ситуации кусок в глотку не лезет, поэтому все, что она может, это аккуратно отпивать из стакана воду небольшими глотками. Какая-то странная нервозность снова взяла верх. Кажется, эти чувства появляются только в данном Дистрикте, уже своеобразная реакция. Послышались шаги, и Бряк села еще ровнее, придавая своему лицо беззаботное выражение.
Выслушав его, поджав губы, Эффи поняла, что больше не намерена терпеть, не для кого больше играть. Она тут чтобы помочь, а не для того, чтобы играть в игру «наряди куклу из столицы». Дива резко поднимается с сиденья, одной рукой касаясь стола и прожигая взглядом Хеймитча. Вот как ему каждый раз удается так легко вывести ее из себя? Особый талант, не иначе.
- Я тут по команде Главного Распорядителя, но твои приказы выполнять не собираюсь. Хочешь переодеваться – милости прошу. – Слишком спокойно начинает женщина. – Ты не в том положении, Эбернети, чтобы диктовать мне условия. Да, и какая разница, - интонация повышается, - что меня может кто-то увидеть? Кто меня вообще здесь увидит?! Тут ни-ко-го! Как, впрочем, и в твоей жизни.
Последняя фраза – это месть за парик. Но она сначала слетает с губ, а только потом капитолийска понимает, что произносить этого не стоило, лезть в прошлое никто не просил, а блондинка только что сама подняла одну из запретных тем. Подавать виду, что все не так, она не собиралась, только резко замолчала.

В это, конечно, верится с трудом, но женщине стало стыдно. Она мысленно ущипнула себя за подобную нетактичность, которая была ее злым роком. Не стоило трогать то, что не заживет никогда; что, по сути, и ее делом-то не было; что могло повлечь за собой неотвратимое. Блондинка виновато отвела взгляд, рассматривая пожелтевшие занавески на окнах, но сил, чтобы смотреть ментору прямо в глаза, просто нет. Она уже была готова принести извинения, устало сказать «прости, я не хотела», но ее в очередной раз обрывают. Эбернети соглашается с этим. Она от неожиданности поднимает голову и снова в упор смотрит на него. Поздно осознает, что слова были произнесены с некой толикой горечи, хотя и сарказм закрыл собой все. Бряк качает головой, мол, чего ты еще ожидала от этого человека? Спокойной задушевной беседы? Понимания? Не на того напала, дураков нет.
Когда Хеймитч в следующий раз припадает к бутылке, Эффи прикрывает глаза, не желая этого видеть, и усмехается. Он рушит идеальную картину, он бьет вдребезги понимание ее мира, он уничтожает основу. Он просто выбивает землю из-под ног сопровождающей. Почему все просто не может быть хорошо? Так, как есть? Капитолийка хотела, чтобы все было нормально, люди подчиняются государству, никаких Округов, подобных Двенадцатому, Одиннадцатому и даже Десятому, все живут в достатке, у всех все хорошо. Нелепые мечты в неидеальном мире. Вряд ли блондинка когда-нибудь перейдет от мечтаний к действиям, она слишком зависима от Панема, это наркотик. Ей нужны устои, нужен порядок, нужна земля под ногами, в конце-то концов! Ей нужно во что-то верить, надеяться, ведь это самое сильное чувство.
Лучшая защита – это нападение. Похоже, Эффи случайно угодила слишком глубоко. Она не хотела, но кому теперь нужны ее объяснения? Кто поверит в то, что терпеливая Дива слетела на секунду с катушек и дала языку волю? Отрезать бы его. Женщина, конечно, даже не подозревала, что за этот день такие припадки будут гораздо чаще.
- Если бы твой телефон был в исправности, то о моем приезде тебя давно уведомили бы. Но, так как в этом доме нет человека, который в состоянии поднять трубку и выслушать информацию, то, соответственно, ты ничего не знаешь. Сам виноват.
Последнее предложение напоминало что-то детское, давно забытое. Может, Эффи просто не было, что сказать. Или она опять была в этом права. Каждый строит свой путь, каждый выбирает для себя жизненный уклад. Эбернети выбрал себе дорогу, флаг ему в руки.
Неожиданно для самой себя, среди начинающей ссоры и окружающего пейзажа, Бряк вдруг осознает простую истину: тут ей не надо спешить. Она на секунду перестает слушать речь ментора, смотря в пространство. Тут нет расписания, отсутствует мероприятие на мероприятии, тут нет гама голосов, который перекрывает твое сознание. Это.. неправильно. Блондинка в немом ужасе, она не знает, что делать. Это свобода? Капитолийка в панике, Хеймитч, сам того не зная, задел одну струну, а покатилось все в ином направлении. Она оборачивается, совершенно растерянная, но в лицо получает только суровую реальность, которая вмиг возвращает Эффи в прежнее русло, заставляя в очередной раз забыть о мыслях.
- Это не смешно, Эбернети, - в голосе уже почти растворилось сомнение, снова категорический тон. – Сегодня был очень важный банкет, на нем присутствовали многие спонсоры, которые будут в этом году наблюдать за Играми. Так что, да, я пропускаю весомое событие. Ничего, не переживай так, моду я смогу обсудить в любое другое время, на этот сезон все тенденции уже обговорены. Но спасибо за заинтересованность, приятно наблюдать, как дальние Дистрикты принимают участие в общегосударственном деле.
Она всегда плохо лгала. А сейчас, чтобы хоть как-то защититься, пыталась подтвердить его слова. Ментор пытался сделать все, как обычно: обвинял Капитолий, ее дом, единственное место, где она чувствует себя в безопасности, теряясь в потоке безликих людей в ярких костюмах. Простая истина: у жителей столицы нет душ. Эффи полагает, что Хеймитч знает это утверждение. Такие банальные обвинения: мода, вечеринки, краски. Он пытается показать, насколько ничтожен выдуманный мир Панема, что настоящая жизнь – в их Дистрикте. И женщина это прекрасно понимает, признавать не хочет только.
Когда Эбернети уходит, она даже не смотрит в его сторону. Блондинка разглядывает свой маникюр, пытаясь не выдать внутреннего напряжения. Это новое испытание: придумай, как побольнее укусить того, кто рядом. К их несчастью, пришлось браться друг за друга, выискивая слабости в, на первый взгляд, идеальной броне. У Эффи слегка подрагивают руки и в глазах стоят злые слезы. Да, как он смеет! Этот несносный пьяница не имеет ни малейшего права отзываться так о ней или об их стране!
В голове появилась почти безумная мысль, которая поджигает порох эмоций мисс Бряк. Она слишком нетерпеливо поднимается со стула, направляясь к лестнице. Помнит указание быть осторожной, она ведь захламлена. Старается не упасть, по возможности придерживаясь за потемневшие перила. Чего тут только не было, сплошной мусор. Как и жизнь ментора. Как и существование сопровождающей. Хоть где-то совпадение, жаль, что печальное.
Каблуки громко стучат по полу, но Эффи это не волнует, пусть Хеймитч знает, что она тут и не собирается никуда уходить. Она не спеша прошлась по коридору, заглядывая во все комнаты, пока не нашла нужную. Усмехнувшись, Дива без труда возвращается в спальню, где видела уже, наверно, пьяного Эбернети. Замысел прост, выполнить сложнее. Поставить на ноги любыми способами.
Бряк только может выглядеть хрупкой и слабой, но когда женщина зла, в ней просыпается какой-то внутренний монстр. Поправив платье, сопровождающая быстро подходит к кровати и, ухватившись за мужскую одежду, выдохнув, поднимает и садит тело в постели. Ногти больно впиваются в кожу, но она терпит. Такими же действиями, не слушая его подколки, ставит его на ноги, мысленно посылая привет Сенеке. Это было невероятно тяжело, но нетрезвый мужчина вряд ли способен активно сопротивляться. Поэтому Эффи продолжила свое черное дело: ведет Хеймитча в выбранную комнату, где дверь осталась широко открытой. Правда, она чуть не упала, споткнувшись обо что-то, но это не остановило процесс. Спасибо проектировщику, который сделал ванную комнату на втором этаже. Зайдя внутрь, капитолийка буквально толкает ментора в сторону ванны, а потом включает душ, направляя ему в лицо. Сопровождающая отходит на пару шагов назад, наблюдая за всем этим, морщась, когда капли долетают до нее.
- Надеюсь, тебе лучше.
Спустя пару минут мисс Бряк аккуратно закрывает кран, смотря на промокшего ментора. Внутри нее что-то активно радуется, это действительно маленькая победа. Но руки еще болят, а на ладонях – белые следы от ногтей. Хмурый взгляд Эбернети ее не пугает, ведь женщина решает идти до конца. Любыми способами. Поэтому она размахивается и впервые в своей жизни дает такую громкую пощечину, что даже ладонь занемела на секунду.
- Теперь можем поговорить.

Эффи ликует. По лицу, конечно, этого не видно, но если бы не текущие обстоятельства, она бы точно довольно улыбалась. Ладонь уже почти не болела, но красный след остался. Но что это по сравнению с тем триумфом, что женщина смогла привести это тело в какой-то человеческий вид и несложными махинациями отрезвила его? В обычной жизни ей такого делать не приходилось, а что-то новое и занимательное приводило капитолийку в экстаз. Это, по крайней мере, было толикой того, что она хотела сделать с ментором за почти уже пятнадцать лет.
В голове было множество вариантов, как начать свою речь «То, что у меня в сумке, спасет твою жизнь на ближайшие несколько лет, поэтому надо выпить, иначе Сноу будет недоволен, ведь это твой гражданский долг», и Бряк выбирала наиболее подходящий. Эбернети уже не пьян, поэтому можно говорить не слишком ледяным тоном, а немного сбавить обороты, чтобы не вызвать сразу отрицательную реакцию. Сопровождающая, наблюдая за поднимающимся Хеймитчем, думала, что все еще может выйти, что обошлось минимальными жертвами. Но, похоже, не учла одного факта: с ним так никто не обращался и, по всей видимости, мужчина терпеть такого не желал.
- Пусти меня, ты! – Дива просто задыхалась от возмущения, пытаясь ударить сжатой ладонью по какой-нибудь части ментора. – Невоспитанный, неотесанный мужлан! Немедленно опусти меня на землю! Слышишь?! Где твои манеры, Эбернети?! Уму непостижимо! Клянусь, я сейчас буду кричать! Несносный, абсолютно беспардонный! Идиот!
Наверняка, ее щеки раскраснелись, но под густым слоем макияжа, к счастью, этого не было видно. Так из себя Эффи давно не выходила. Она больше не следила за тем, что говорит, а просто несла, что думала, надеясь, что Хеймитч не сможет больше терпеть этой гневной тирады и отпустит ее. Платье, дорогой наряд, сшитый на заказ, промокает почти за секунду, и Бряк готова четвертовать ментора, как только он ее отпустит. Если дорогая косметика тоже подвергнется влиянию воды, то он точно труп. Капитолийка думала о том, как было бы замечательно, если бы Эбернети не навернулся. Нет, сначала опустил ее, а потом споткнулся и распластался на полу, разбив себе нос. И чтобы руки свои гадкие поломал! Такие мысли испугали немного женщину. Как говорят, с кем поведешься – от того и наберешься. К несчастью, все так и было, ведь именно от данного субъекта дамочка научилась в редких ситуациях огрызаться и желанию проводить смертные казни. Казалось бы, страна небольшая, но столица и Двенадцатый – два разных мира, другие понятия, устои и правила. В Капитолии никто бы просто так не дерзил девушке, не выдворял ее из дома и уж точно прелестные создания не тащат джентльменов в ванну  для того, чтобы провести последних в чувство.
- Я никуда не пойду, пока ты не выслушаешь меня! Можешь попробовать дотащить меня до поезда, но, не сомневайся, тогда уедешь вместе со мной в Капитолий на личную встречу с Сенекой Крэйном.
В понимании Эффи это была вполне внушительная угроза, она-то точно не хотела бы быть позорно привезенной в столицу для разговора с «верхушкой». Вот только, наверно, ментор не примет это во внимание, ему-то не хочется больше видеть сопровождающую. Ничего, пусть попробует, у Бряк есть определенное влияние. Пока Эбернети будет нести ее в купе, поезд двинется, а пара звонков в столицу – и на перроне  по приезду их с радостными улыбками будут встречать миротворцы, которые проводят жителя Двенадцатого к высшим инстанциям. Может, хоть так он выслушает и поймет? Дива только хмурится, ей, конечно, тоже будет несладко, ведь задание было дано четко: справится самой, но, вместо этого, она перекладывает обязанности на распорядителей.
Хеймитч вновь куда-то делся, и капитолийка недовольно подумала, не решил ли он затеять ту же игру: пойти снова спать, оставив ее здесь. Нет уж, женщина с радостью попытается повторить те же действия или станет над душой и будет нервировать хоть всю ночь напролет. Эта функция входила в идеальное капитолийское воспитание. Этой науке прекрасно обучена Эффи, ментор прочувствует это еще раз, если не понял за предыдущие годы. Она слышит шаги, а потом непонятный звук, и все равно беспокоится, не сильно ли ушибся мужчина. Жалость и переживание погубят эту блондинку когда-нибудь уж точно, ведь ни в столице, ни тут эти качества абсолютно неуместны. Бряк мучилась лишь пару минут, пока не увидела Эбернети, злого как черта из Преисподней.
Надо отдать ей должное, ни один мускул не дрогнул, хоть и макияж гипсом лежал на лице,  сковывая мимику. И гадать не пришлось, что его так вывело из себя, - глухой стук явно говорил, что сумка упала, а лекарства вывалилась. Женщина с ужасом смотрела на происходящее, молясь, чтобы он ничего не сделал с этими препаратами, ведь они – его спасение.
- Хеймитч, - интонации сменились на молящие, - прошу тебя, будь благоразумен, это для твоего же блага. Это нужно тебе, пожалуйста. Меня направили сюда, чтобы хоть как-то облегчить тебе положение, вылечить тебя.
Ментор прав, он нужен Панему, он обязан быть здоровым не только к Семьдесят Четвертым, но и к следующим Играм. Такому же зрелищу, как двадцать пять лет назад. Интересно, он понимал, что его ожидает? Готовился к этому морально? Или, может, как всегда наплевал на все, связанное с их страной? Эффи на секунду подумала, что и сама хотела бы, чтобы Эбернети стало легче. А единственное лекарство он сейчас держит в своих руках.
-Передавай пламенный привет Крэйну.
Надежда разбилась только что вдребезги. Непомерно дорогие ампулы бесформенной жидкостью растекались около стены, свидетельствуя о том, насколько ничтожна была вера Бряк в то, что хоть что-то изменится, что Хеймитч образумится, что послушает ее хоть раз, что хоть как-то отреагирует, но не в привычной грубой манере. Ошибка за ошибкой, как всегда. Тут без перемен. Блондинка закрывает глаза, потому что боится заплакать. Это слабость, такое нельзя показывать ни в праздном Капитолии, но перед безразличным мужчиной, у которого только одно желание – напиться до беспамятства. Она не может этого себе позволить, воспитанные женщина держат при себе свои негативные эмоции и чувства. Интересно, сколько раз за вечер Эффи уже нарушила это утверждение? Он направился, по всей видимости, к сумке, а сопровождающая решила, что больше терять все равно нечего.
- Ты не имел права меня касаться. – Странно, что с этого она начала говорить, открыв глаза и в упор на него посмотрев. – Но я уже давно привыкла, что ты не ставишь ни во что этикет, это для меня не новость. Но когда Капитолий идет тебе навстречу, отправляет тебе почти что бесценное исцеление, ты просто откидываешь его! Ты, наверняка, думаешь, что мир потерян для тебя, но ничего не делаешь, чтобы убедиться в обратном! Ты просто закрылся здесь от Вселенной, утверждая только то, что все катастрофично, что надежды нет, цинично насмехаясь над малейшими проявлениями веры! Но когда тебе буквально под нос суют что-то хорошее, то ты это отвергаешь, не желая отклоняться от своей теории! Ты жалок и противен! Как можно быть таким закоренелым циником? Неужели в этом мире ты не можешь думать ни о чем, кроме как о чертовых бутылках с отвратительным пойлом внутри?! Если так, то, Хеймитч, тебе больше некуда катиться, ты и так уже на дне. Но, знаешь, что? Не выбираешься ты оттуда только потому, что не хочешь. Ты можешь сделать это, но упрямо отрицаешь действительность, выставляешь напоказ свое неверие.
Эффи на секунду остановилась, пытаясь отдышаться. Ее тирада все-таки началась, жаль, что только не по теме. Она замечает, что что-то от «посылки» все еще осталось, и это ее на мгновение радует. Может, в очередной раз не все потеряно? Может, хоть это ментор пока не тронет? Тогда можно будет хоть что-то делать, главное – не показывать надежды.
- Ты можешь выгнать меня как сейчас, так и после Жатвы, но новых трибутов ты не выгонишь, потому что им будет больше некуда идти! Ты не выгонишь их мертвые тела из своей памяти и из боли их родителей, которые будут до конца жизни знать, что ты не сделал ничего, не приложил никаких усилий, чтобы спасти их детей! – Давить можно на разные точки. – Неужели тебя не мучает совесть, что ты предпочтешь алкоголь спасению хотя бы одной жизни?
Капитолийка не верила в то, что, упомянув трибутов, она чего-то добьется, но мало ли что может случиться? Любыми способами значит любыми способами. Может, он решит назло ей выпить препараты? Такое вполне возможно, если учитывать их отношения. Но, в любом случае, Эффи так просто не отступится, особенно после всего, что он сказал.

Сначала Бряк отказывается понимать, глупо качая головой, слегка улыбаясь. Неверующий ментор, который отказывается принимать действительность, который сам отказывается менять и меняться, узнавать новое, принимать старое.. Женщина больше не говорит, не начинает ссоры, не подживает губы через чур сильно, она просто слушает, не желая слышать, но не в силах оторваться. Игры – наказание. Те, кто пошел против государства, были уничтожены. Их наследники должны покаяться, должны получить по заслугам. Первая страница в каждых учебниках почти пустая, только три надписи на идеально белом листе: Панем сегодня. Панем завтра. Панем навсегда. Это – основной закон, это – почва для веры, это – неопровержимое утверждение. На этом строилась вся жизнь сопровождающей: все для блага страны, все, чтобы достичь многого во имя государства, все для.. Получается, усилия были впустую? Неужели все так, как есть? Эффи не хочет верить. Нет. Она не может просто так откинуть того, что каждый день изучала в течение тридцати трех лет. И сейчас те, другие, странные, недопустимые, запретные мысли рвались наружу. Те мысли, которые блондинка озвучивала в сознании крайне редко, когда жизнь била ее лицом по зеркалу правды, заставляя принять действительность, а не сказку, навязанную Капитолием. То есть это все – ложь?  Окружающий ее мир – лишь вымысел, люди – жалкие марионетки в руках жестоких манипуляторов, жизнь человека – пустой звук?
Бряк боится, что не сможет устоять. Что упадет прямо тут, на грязный пол, не в силах что-то сделать. Не в силах сопротивляться. Она никогда не была сильной. Ее воспитывали слабой, пластичным материалом, из которого Панем лепил подходящих солдат, безмозглых людей для подчинения и грязной работы, для игры, в конце концов. На секунду Дива усмехается: их повседневная жизнь была упрощенной версией Голодного Побоища, выживает сильнейший, пользуясь любым шансом, возможность или «подарком распорядителей»; от тебя на своеобразной Арене-Капитолии ничего не зависит, все решают сверху, там моделируют твою жизнь в мельчайших деталях, все продумывают, а потом выкидывают под закат жизни. Это если повезет. Были, наверняка, и такие, кто с самого начала знали, что есть подвох. Для них нашлось уютное место в подвалах Дворца Сноу, где средневековые, такие далекие, пытки выбивали душу: под ноги – иголки, в вены – яд, а тело расчленяют на мельчайшие кусочки. Смерть – выход. Смерть в таком случае дает надежду на лучшую реинкарнацию. Неужели такое мучительное существование лучше столичных празднеств и фальшивых людей? Ненастоящие улыбки, поддельная внешность, наигранные эмоции – характерные черты Капитолия. И как Бряк раньше не понимала это?..
Эффи не знала, что стало с близкими ментора. Она слышала, что их нет в живых, но никогда не интересовалась тем, как они погибли. Будто бы Хеймитч спешил с ней делиться такой информацией! Сопровождающая горько ухмыляется, переводя взгляд на что-то другое, не желая больше смотреть на этого человека. Он в очередной раз оказался прав, а она, кажется, действительно дурочка-капитолийка, которая свято верит в идеалы Панема, отвергая реальность, которая старалась пробиться сквозь многослойный макияж и баррикады лжи. Блондинки сжимает ладони, чтобы понять, не спит ли она? Черт возьми, увы, не спит.
Ей четко дали понять, что все, больше нечего тут делать, прощай, красавица, тебе пора возвращаться к своему притворству. Дива немного прикрывает глаза, стараясь побыстрее собрать осколки себя и убраться из этого дурацкого дома и Дистрикта как можно скорее. И снова дилемма: отрицать или принять действительность? Прикосновение Эбернети было настолько неожиданным, что Эффи даже вздрогнула. Это было первое касание за все двадцать лет. Но, когда он слегка приподнял ее лицо, Бряк знала, что мужчина в ее глазах увидит.. понимание и принятие суровой правды, которая открылась пару минут назад. Наверно, он усмехнется и будет доволен результатом, еще одна жизнь полностью разбита, на ближайшее время сопровождающая будет трупом, пока окончательно не поймет, что ей делать дальше, пока, как и всегда, не составит план. Только как скоро это произойдет?
Женщина осторожно прикасается к парику, когда ментор отошел, оставив ее наедине со своими демонами, которые потирали ручки, зная, что Эффи долго не продержится, она уже почти сломана. Движение было чисто механическое, далекое от реальности, какое-то из другой жизни, из той, в которую она играла последние пару десятков лет. А жаль, хороший был парик. В коридоре висит запачканное зеркало, Бряк снимает искусственные волосы и кладет их в саквояж, где теперь много свободного места, лекарств-то почти не осталось. Смысла просить нет, надежда в этом случае умерла. Какая ирония, Хеймитч убил еще одного ребенка, но только до Игр. В отражении видно женщину, которая потеряла саму себя. По крайней мере, так кажется Диве, которая считала слишком личным тот факт, что кто-нибудь может увидеть ее без парика. Сейчас же абсолютно все равно. Да, и кому она понадобится в этом Дистрикте? Женщина-палач, которая не хуже ментора ломает чужие судьбы.
Эффи ушла бесшумно, плотно прикрыв дверь, привычно цокая каблуками. В Капитолии она что-нибудь скажет, как-нибудь постарается смягчить ситуацию или предложить другое решение. Иного выхода нет. А что они смогут сделать? Уничтожить ее? Умоляю вас, Бряк только что несколькими словами стерли в порошок и распылили по ветру, после такого уже ничего не страшно.
Ночь была угрюмым и единственным спутником для этой дамочки, которая, не оборачиваясь, по привычной дороге шла на вокзал. Она сжимала в одной руке сумку, изредка слишком крепко стискивала челюсти, ведь все-таки в промокшем платье было прохладно, и не обращала внимания не пустующий пейзаж Деревни Победителей. Теперь это казалось ей насмешкой. Раньше бы сопровождающая только посмеялась над сказанным, убедила ментора, что он ничего не понимает, наивный житель последнего Округа. Но, имея в запасе такие же мысли, Эффи просто не могла больше ничего говорить, нет смысла отрицать и выдумывать оправдания. Выставлять себя еще большей идиоткой? Увольте, проще сразу уехать в столицу дураков и пытаться построить свой мир заново, выстраивая поначалу внешние защитные сооружения, а потом хрупкую внутреннюю организацию.
Ей после такого не будет нигде места: ни в Капитолии, к которому к радостным чувствам будет примешано отвращение, ни в том же Двенадцатом, где женщину в прямом смысле растоптали. Эффи хотела быть сильной, но, увы, то, что уже построили однажды, не изменишь. Она чувствовала себя бесполезной, ненужной, брошенной, сломанной куклой. Так, по сути, и было.
Лучшим вариантом будет отпуск, тем более, основания есть. Стоит поехать в Четвертый и хорошенько все обдумать, чтобы не попасть на крючок Панема в очередной раз, чтобы не стать еще одной жертвой системы, чтобы сохранить и не потерять себя в этом хаосе. Ей предстоит огромная работа. Главное начать, а там что будет. Иного выхода просто нет.

Эффи, наверно, впервые в жизни решила ничего не продумывать детальнее. Время для этого еще будет, а для осознания, для мыслей, для понимания, может, и не оказаться. Все происходящее казалось странным, нереальным, будто бы сошло со страниц книги; просто дикий неконтролируемый цирк. Различные мысли мелькали в голове, так что Диве только и хотелось остановиться и кричать в пустоту, чтобы они ушли, чтобы все пропало.. Может, было бы лучше, если бы она не знала? Жила бы в блаженном неведении еще пару лет, а дальше бы точно произошло что-нибудь из ряда вон выходящее, что-то такое, что нарушило бы привычный покой и течение вещей. И тогда бы мисс Бряк было не до размышлений о поступках системы, не до возвращения к мыслям, за которые бы как минимум отрезали язык (если не всю голову сразу), за размышления о том, что, может, Панем - далеко не идеальное место? О тех переживаниях, которые преследовали ее все эти годы, тоже пришлось бы вспомнить; о потерях. Эта боль могла бы никогда не возникнуть вновь, но одно, немного эгоистичное, желание разорвало шаблон.
Капитолийка, несомненно, все знала. Проблема была в том, что она не хотела этого оосзнавать, понимать и принимать. Ей было проще жить в мире выдуманного и наигранного Капитолия, чем видеть реальные проблемы.
На улице холодно, а платье явно не рассчитано на местную погоду. Оно вообще не должно было выезжать за пределы столицы или первых Дистриктов, а смысл? Кому еще нужны цветные тряпки? Еще и пришлось парик снять, для женщины это было равносильно снятию скальпа; слишком недопустимо, даже интимно. Но выглядеть хуже в парике, объем которого сел из-за влаги? Нет, увольте, лучше нагой пройтись по всему Двенадцатому.
Сопровождающая в очередной раз начинает мыслить по-прежнему. Ее личность будто бы раскололась на две части: одна желает знать правду, докопаться до сути; вторая предвидела необъятные неприятности и наплыв эмоций, лишение стабильности в жизни и уверенности в завтрашнем дне. Но самым ужасным было то, что сама Эффи полностью запуталась, чего она хочет больше, что ей нужно больше. Она не знала, что выбрать, ведь впервые принципы Панема не могли так свободно руководить ее волей и побуждениями. Это было страшно: как вмиг потерять всю свою защиту, не оказавшись достаточно подготовленный к условиям окружающего мира. Самое забавные, что раньше Дива, хоть и не говорила вслух, но понимала, что подобный человек вышел из строя, для их общества он больше не несет пользы, он должен быть уничтожен и забыт, чтобы не мешать существованию других. Сейчас эта мысль внушает ужас: какую власть получает Сноу, управляя подобной массой с помощью без труда внедренных им же лозунгов? Бряк не знала, как реагировать, на подсознательном уровне понимала,  что была и, наверно, все еще остается таким же солдатом, который сокращает население страны каждый год на два человека, чтобы отдать дань Революции, проведенной на благо свободы. В память того действа, которое имело место почти 74 года назад.
До поезда можно было идти вплоть до самого утра, ведь холод, который своими путами связывал блондинку мог заставить как ускорить весь процесс, так и остановиться по дороге. Ставки лучше делать на второй вариант развития событий, ведь это странное состояние полнейшего автоматизма, которое граничит с длительной истерикой и в конец расшатанными нервами, ни к чему хорошему явно не приведет. Капитолию не пригодится человек со срывом нервной системы. Тогда зародятся подозрения, а это меньшее, что было сейчас нужно. Эффи понимала, что ей надо дойти до поезда, принять горячую ванну и спать все время до столицы, чтобы быть в состоянии появиться перед Сенекой и объяснить ему, мол, увы, не справилась к заданием, но готова оголять спину для ударов розгами. Там не будут разбираться, прав ты или виноват, ведь важен только результат. Если таковой отсутствует, значит, приложил недостаточно усилий, что свидетельствует о наличии свободного врмени и вольных мыслей на запрещенный темы.
Туфли было жалко, от мелких камушков точно останутся следы, которые в мастерской не закрасишь. А кто может убрать нанесенные шрамы мисс Бряк? Тот, кто их нанес? Смешная шутка. Сноу? Крэйн? Спасибо, лучше сразу в Ад. Что ей сказать главному распорядителю? Что в ее глазах разоблачили  государство, поэтому, настолько шокированная, женщина не смогла что-то предпринять? Нет, надо говорить убедительнее, главное - верить в свою речь. Капля несдержанности и негодования добавят лжи определенную правдивость. Только вот не устранят ее с должности, если Дива признается в собственном поражении? Может, сам ментор попросит себе другого сопровождающего, ведь у него, победителя, влияние больше. Нет. Ему незачем это делать, она работают бок о бок уже почти пятнадцать лет. Хеймитч явно не такой мужчина. Это вселяло надежду в пустую оболочку тела. Но она была настолько незначительной, что и на часть не перекрывала того противостояния, которое сложилось в душе блондинки. Неугомонные страсти внутри покорного человека.
Эффи, хоть и была окончательно разбита, но шла дальше, стараясь внешне не поддаваться чувствам. Никогда не стоит забывать о своих манерах - кредо по жизни, ее любимый принцип Панема. Но вот незадача: Бряк из упрямства не собиралась возвращаться в дом Эбернети, пусть даже туда упадет метеорит, и блондин будет умирать. Максимум позовет кого-то, если жителям не будем все равно. Но когда она чуть ли не налетает на Хеймитча, потому что слишком задумалась и смотрела на путь невидящим взглядом, это помогает ненадолго отвлечься.
Дива не понимает, что он делает. Дал ей зачем-то пальто, отобрал сумку (которая, к слову, безнадежно испорчена) и что-то говорит еще, хотя и суть угадать несложно. Неужели совесть замучила? Мисс Бряк не может ни головой покачать, ни бровь вопросительно поднять, чтобы выразить свое отношение к происходящему. А последние его слова чуть ли не выводят из себя  женщину, неужели он не понимает: секунда - и блондинка больше не сможет держать себя в руках, она утонет в этом цунами чувств, которые старается тщательно спрятать под привычной маской порядка и спокойствия? Эффи не психует пока что, молча кидает пальто на землю, разворачивается и идет дальше, не обращая ни малейшего внимания ни на холод, ни на ментора, ни на отсутствие сумки. Пусть подавится ею.

В Дистрикте становилось холоднее, и Бряк кляла эту поездку всеми литературными словами. В голову начали проникать мысли, почему именно ее, сопровождающую, послали с таким важным для 75-х Игр делом? Неужели трудно было отправить сюда бригаду капитолийских врачей, которые бы скрутили ментора и напихали разными лекарствами. Или бы он сопротивлялся, считая, что его хотят напичкать непонятной отравой? Или, может, тогда это выглядело как демонстрация силы, а сейчас ситуация уступок напоминает, шаг навстречу, но в своих целях. Но неужели Крейн надеялся на успех операции? Или он не встречался с Эбернети раньше? Конечно, виделся. Или просто не знал об их своеобразных отношениях? В любом случае, он должен ожидать провала.
Эффи не могла так скоро принять мысль, которая разрушает всю ее Вселенную. Отдалиться от нее, думать о другом, представлять что-то далекое было гораздо легче, чем по осколкам собирать свои убеждения. Есть вариант оставаться слепой, но разве после таких уничтожающих сомнений можно что-то предпринимать в обратную сторону? Нет, милая, поздно, ты сама заварила эту кашу, ты уже выбрала. Я просто хочу, чтобы это закончилось. Но внутренний голос упрямо говорил, что поздно, открытую рану пластырем не заклеишь просто так.
Она честно старалась думать о разных бессмысленных вещах. Например, о том, как ужасно сейчас выглядит, будто бы и не капитолийка, а просто жительница незатейливого Дистрикта, которая и не ведает ни о чем, кроме ежедневных забот и переругиваний с соседями. Она все-таки занимает почетную должность и обязана нести ответственность за это, это ее первоочередная миссия – выглядеть соответствующее. Это провал, это минус. Женщина с неким беспокойством сначала прикасается к пряди светлых волос, убирая ее назад, а потом обнимает себя, желая согреться. Или защититься от реальности, которая пыталась в один момент уничтожить Диву. А еще хотелось нервно рассмеяться и пообещать Хеймитчу, что благодаря ему этот день она никогда не забудет, даже в календаре отметит. День, когда Эффи умерла. По крайней мере, какая-то ее часть. Сон на несколько суток стал бы спасением, но не в случае, когда у тебя незаконченное задание и плотный график на ближайшие две недели.
Что-то внутри неприятно ноет, а перед глазами у Бряк тела тех детей, чьи имена она так громогласно объявляла. Такого эффекта было несложно добиться, в такой момент весь Дистрикт вдохнуть боится, мало ли что-то может повлиять на процесс. На самом деле вы уже давно рабы системы, тут хоть задохнись, но ничего не изменится. Никто не вправе изменить порядок. Циничные мотивы стали новыми в размышлениях блондинки, и они совсем ей не нравились. Но ведь это правда, реальность такова, что тебе приходится подстраиваться и прогибаться, ты ничего не сможешь добиться, место рождения решает все. А буйный характер еще в стадии детства выбивается страхами, угрозами, болью и наглядным примером неповиновения – Голодными Играми. А дети Капитолия никогда не участвуют в этой кровавой забаве, ведь столица всегда права, столица не поднимала восстания. Эффи была рада, что ее дети будут там жить, ведь тогда они смогут только с экранов наблюдать за этим ужасающим действием и спрашивать у матери про смысл подобной затеи. Если у нее будут дети. В таком случае она просто будет говорить о долге, о чести и о мерзких повстанцах, которые посмели нарушить общественный порядок, а про себя горько усмехнется и скажет, что смысла нет.
Именно поэтому Бряк и не хотела знать правду, ведь в ее мире этому нет места, в ее мире все верят в справедливость Панема, и она не сможет никому рассказать о своих тревогах и переживаниях, а иначе внутренняя полиция возьмет тебя как цель. У Дивы идеальная репутация, немного запачканная шахтерской пылью Дистрикта-12, но в остальном она чиста. Была, по крайней мере, до сегодняшнего дня, пока не смогла выполнить приказ сверху. Игрушка сломалась не по своей воле, существуют и другие факторы, только, кажется, всем на это наплевать.
Какого, простите, черта он дает ей выбор?! Мало того, что эгоистично решил «просветить» свою напарницу по «работе», но и еще решил представить ей решать, куда идти дальше. Если бы женщина знала! Неужели в глазах Эффи не видна полная растерянность? Или он не хочет ее замечать?  А ведь отношение к человеку с принятым выбором точно меняется. С одной стороны, это шанс показать, что за дорогим париком и тонной косметики все же что-то есть, что заслуживает доверия. С другой, это шаг в неизвестность, пропасть, откуда пути назад уже не будет. Там можно загнуться от безумия, от осознания правды, от этого бесполезного знания. Ну, раскрыл ты ей глаза, Хеймитч, что дальше? Что изменится? Боли станет больше? Где польза? Знание – сила. Сила, которая с размаху бьет в лицо, не заботясь о травмах.
Она уверенна, что сможет забыть. Главное лишь постараться, приложить абсолютно все усилия для достижения своей цели, притворится глупышкой Бряк, милой куколкой, которая с радостью поддержит любую инициативу на пользу Панема. Она похоронит внутри себя этот день, заперев склеп девятью замками, а ключи выкинет. Чем больше себя нагружать, тем меньше придется думать о подобных вещах. И эта реальность была неимоверно привлекательной, она так и протягивала руки, обещая благополучие. Так хотелось пойти по пути наименьшего сопротивления, по самой легкой дороге. Но чувство, что теперь от нее ждут большего, теперь она не сможет просто так сбежать, пустить все на самотек, преследовало капитолийку. И она ненавидела это.
- Хеймитч..
А ведь обстановка ее и правда пугала. И Эффи точно обо всем пожалеет завтра. О том, что выбрала не то, что нужно, что привыкла, что привили ей с рождения, что положено выбирать обычным людям. О том, что пошла на поводу у совести и чувства долга. Непонятные голоса и непривлекательный пейзаж всего лишь отговорки, опять же нежелание сказать, что она и раньше подозревала, что с их государством что-то не так, что где-то есть брешь. В моральном плане, конечно. Ей было не с кем поделиться подобными мыслями, узнать, права или нет. Теперь уже пути назад нет, мост разрушен и тлеет на дне карьера. Похоже, Бряк совершила сейчас огромную ошибку и скоро будет страдать от понимания этого факта.
Блондинке показалось на секунду, что ментору не все равно. Конечно, нет, но явно не из тех побуждений, на которые Дива сразу подумала. Увы, нет. Тут гораздо прозаичнее, это не Капитолий, это Дистрикт-12. Пальто было явно большим на несколько размеров минимум, но оно дарило тепло, хотя и приходилось его придерживать руками, ведь лишиться во второй раз такого было бы глупо. А сумку жалко, лекарства стоят целое состояние, а сама вещь гардероба у данной особы отбывает только первый сезон.
Эффи нашла точную эмоцию, которую испытывает к Эбернети в данный момент, - обида. Почему он посмел рушить то, что она так долго строила? Кто ему дал такую власть? Да, если она хоть слово шепнет, то его могут посадить, если не хуже. Так зачем Хеймитчу рассказывать Бряк о таких недопустимых вещах? Он хотел ей показать реальность? Хотел спустить с небес? Хотел ее уничтожить? Дива злилась на мужчину, ведь он не имел такого права, наглый, беспринципный и эгоистичный человек! Он должен был понимать, чего достигнет своими стараниями. Хотя кого сегодня заботят последствия?
- Я ненавижу тебя. – Тихо сказал женщина, слишком по-детски, соответствуя его насмешке.
Но руку все-таки протянула и вложила в его ладонь. Мини-истерика готова была выйти наружу через слезы, испорченные нервы и обвинения, Эффи действительно надеется, что сможет ограничить свои эмоции лишь тремя заветными словами, которые были произнесены ранее.

И на секунду, просто на самую маленькую долю мгновения Эффи захотела, чтобы ее обняли. Как в детстве, защитили от всех неприятностей и сказали, что все хорошо. Да, на самом деле, дело дрянь, но давайте поверим, что, несмотря на сложившуюся ситуацию, все до правильности будет нормально, что ночью кошмаров не будет, а утро не принесет разочарований. Она даже не успела толком подумать об этом, хотелось бы ей такого исхода, или лучше бы не стоило, ведь тогда бы подобный жест выглядел.. странно. Очень подозрительно и недоверчиво.
Дива бы не хотела сейчас хоть что-то ощущать, поэтому проще, приняв реальность, было действовать по заложенному алгоритму, не обращая внимания на правильность или логику действий. И опять же буквально, будто бы случайно, она слегка кончиками пальцев пробежалась на ладони ментора, а потом сжала ее. Это было необходимо сделать, чтобы окончательно не потерять себя. Мир сейчас горел, а его кусочки и пепел пролетали мимо, одна женщина стояла посредине этого кострища и могла наблюдать за происходящим. Одетт Блайн, Эндрю Кортис, Клавдия Прист.. И миллионы прочих, они смотрели на нее глазами злости и ненависти. Раньше удавалось сдерживать завесу хоть какой-то слабой иллюзией порядка и благополучия, патриотизма, но сейчас, когда больше ничего не осталось, то все демоны выползли на охоту из самых мрачных уголков души. И почему она не такая сильная? Почему просто не может открыто противостоять всему, что сейчас происходит, своим ужасам и кошмарам?
Очнулась капитолийка, когда ее ладонь выпустили. Она слегка ее сжала, а потом и вовсе взяла рукой угол пальто, как раньше, будто бы ничего и не было, а это подобие рукопожатия только что не показало согласие Эбернети и Бряк в поистине революционных вопросах. Блондинка подумала, что когда система начнет рушиться, то никакие взгляды не помогут ей, она вместе с пластами прежнего руководства и политики упадет в пропасть. Как кукла. Будущее и прошлое чем-то похожи: что сейчас она не является свободной личностью, что будет когда-то. На ее место уже стоит множество других сопровождающих, которые с приторными улыбками готовы вытаскивать имена из огромного шара, расхаживать на приемах и быть в курсе всех дел столицы, идеально выполняя свою работу. Все-таки на несколько однотипных партий приходится один бракованный товар. Эффи было жаль, что браком оказалась именно она. Иначе было бы легче.
Женщина легко проводит рукой по косяку входной двери, отмечая про себя, что это не дорогое и любимое капитолийцами красное дерево, а обычная сосна, скорее всего. Даже Деревня Победителей под стать Дистрикту, хотя и явно выглядит ослепительно по сравнению с общим состоянием округа. Да уж, это место не готовит победителей, тут сразу заказывают гроб, после того как палач Капитолия мисс Бряк поднимет топор над головами двух жертв. Женщина слегка покачала головой, отгоняя нахлынувшую тошноту от самой себя, той, которая после казни радостно хлопала в ладони, обещая вернуться в следующем году и осчастливить Панем еще двумя трупами. Если ее отдать толпе, наверняка, она бы растерзала капитолийку до мельчайших клочков.
Она стянула с себя пальто и аккуратно положила его на первую найденную горизонтальную поверхность, а потом прошла в кухню за ментором, усаживаясь на стул, где еще полчаса назад сидела и рассказывала о важности лекарств. Ей бы сейчас такие, которые память стирают или не дают окунаться в прошлое. Без сомнений, подобные медикаменты имеются в Капитолии, стоит лишь попросить. Вернуться без усилий в ряд гражданских игрушек.
Услышав непонятный шум, Эффи подняла голову и тут же несколько раз подряд быстро моргнула. Ей просто не верилось в ту картину, которая сейчас предстала перед взором голубых глаз. Хеймитч Эбернети, саркастичный пьянствующий ментор, пытается ей сделать чай? Нет, увольте, можно сразу дать больничную палату, а не парочку таблеток, видно, все-таки недавнее событие повлияло сильнее, чем казалось на первый взгляд. Тут уже помутнение рассудка и явные галлюцинации. Когда перед блондинкой опустилась чашка, она вопросительно посмотрела на мужчину, а потом еще раз на чашку, мол, ты что, серьезно? Даже не отравленный? Точно? Но выбора не было, а холодно было безумно, поэтому пришлось сделать глоток напитка, с которым явно было что-то не то, слишком необычное послевкусие.
Сопровождающая поняла, что нужно как можно скорее приводить себя в порядок, ведь даже не заметила, изредка отпивая из чашки, как ушел Эбернети, что-то ей сказав напоследок про второй этаж и какую-то дверь. Бряк обернулась, убеждаясь, что никого нет и отпивая еще один глоток, встает с места. То, что она ищет должно быть где-то здесь, ведь, по сути, все дома победителей устроены по одному принципу, а журнальный столик, наверняка, стоял в одном и том же месте. Успех! Эффи немного приободрилась, когда нашла что-то непонятное, заваленное мусором, и предположила, что под грудой хлама, возможно, будет ее цель. Пришлось ногой, а потом и, придерживая двумя руками, опрокидывать столик, найдя, конечно, прежде от него край. Мусор с мерзким шумом и лязгом упал на пол, но это уже не волновало блондинку. Телефон! Старый, грязный и пыльный, но прибор здесь был. Она, конечно, немного слукавила, когда сказала ментору, что связи с ним нет, ему-то какое дело до телефона? А Диву он может неплохо выручить, ведь ей есть о чем попросить, кроме конвоя домой. Нажав несколько кнопок и поднеся с некой брезгливостью трубку к уху, дамочка обнаружила, что все-таки была недалеко от правды – связи нет. А причину нашла через секунду – провод перерезан.
То, о чем говорил Хеймитч, было несложно найти. По крайней мере, по пыльному полу и относительно чистому коридору, в который, складывалось ощущение, уже давно никто не заглядывал. Но недавние следы тут все-таки были, но эти метки были единственными. Хотя шла Бряк осторожно, туфли пришлось снять, иначе в таком состоянии не избежать еще падения с лестницы. Дверь открылась с легким скрипом, подтверждая догадку капитолийки. И что ее больше всего поразило – в комнате был идеальный порядок, будто бы тут уже лет двадцать ничего не трогали. А, может, так и было. Первой на пол была аккуратно поставлена обувь, а дальше было принято решение направиться в ванную, чтобы хоть как-то избавится от своего ужасного внешнего вида. Лучше быть невзрачной, чем раскрашенной куклой-истеричкой.
Горячая вода пошла не сразу, но это как не особо смутило Эффи, она-то и перемены особой не заметила, закрыв глаза и стараясь не думать ни о чем. Освобождать рассудок не выходило, а это только распыляло все эмоции, будто бы дрова в костер подбрасывать. Пробегает мысль, что кончики волос все-таки намокли, можно, и полностью намочить голову, а в сумке расческа есть.. Тут-то и пришло время оторваться от болезненной реальность, поднимая в себе ответственную представительницу государства. Где ее сумка с оставшимися таблетками и ампулами?! Внизу ее не было, а, значит, либо она осталась около выхода из деревни Победителей, либо ментор с ней что-то сделал. Немного раздраженно выдохнув, Бряк закрыла кран и, посмотрев на единственное полотенце, решила, что выбора у нее-то почти нет. В зеркало она не решилась посмотреть, не желая видеть свое лицо, измученное, с синяками под глазами и бледной кожей. Иногда так приятно и себя обманывать ярким макияжем.
Завернувшись в полотенце, женщина вернулась в комнату, прикрывая дверь, а потом направляясь к шкафу. Хеймитч ей должен, он не будет сильно буйствовать, если она возьмет что-то из одежды, которую найдет (если она там есть). Свое платье не хотелось надевать снова, ведь оно измялось и было еще немного влажным после принятия ванны вместе с Эбернети. Похоже, открытия на сегодня не кончились. Бряк распахнула дверцы как можно шире, чтобы рассмотреть все повнимательнее. Пока проблемы отошли на второй план. Это были платья! Или что-то на подобии, но смысл не менялся. Он прикоснулась к одному наряду, понимая, что это явно не капитолийской руки работа, да, и вряд ли тут была особая задумка, и дизайн был незамысловатым, но что-то в этой одежде хранило отпечаток словно прежней эпохи, чего-то далекого и забытого. Эффи поджимает губы и понимает, что, наверняка, это одежда матери ментора. И надеть ее будет слишком уж глупо и неучтиво, хотя кому какое дело? Голубой в моде, а платье похожего цвета быстро попадает в поле зрения, так что и выбирать особо не приходится.
Наряд был легким, сарафан скорее, приятным на ощупь, хотя из дешевого материала и чуть ниже колен, но явно лучше, чем ничего. Бряк устало проводит руками по лицу и присаживается на кровать, осматривая комнату более тщательно. Она была небольшой, по сути, шкаф и кровать занимали все место, но была еще маленькая прикроватная тумбочка и стол с зеркалом у противоположной стены. Вплотную к зеркалу стояла маленькая деревянная шкатулка, и женщина с любопытством на нее поглядывала, пытаясь сдерживать себя в рамках дозволенного. Опускаясь на самое дно, нельзя терять понятие о манерах, ведь это значит потерять суть самого бытия человеком. Стараясь отвлечься, Дива сфокусировала взгляд на двери, которая осталась приоткрытой, на немногочисленных предметах мебели, но все равно изредка бросала взгляды в сторону небольшой вещицы. Если один раз и мельком, то не считается верно? Удрученно выдохнув, ругая саму себя за бестактность, глупость и временное отсутствие понятия об этикете, Эффи встала с кровати, не спеша подходя к столику. Она не будет ничего особенно рассматривать, просто заглянет внутрь, и все. По крайней мере, любопытство отвлекает ее от ненужных мыслей.

Эффи легко пробегалась кончиками пальцев по крышке простой шкатулки, задумавшись, что же может быть внутри. Какой именно обрывок прошлого? Брошь? Может, письмо? Вообще, ей казалось странным, что это все лежит просто так, на поверхности. В обычной комнате, не за семью замками и злой собакой на входе, а на обычном зеркальном столике. По крайней мере, ее прошлое было спрятано именно так, от других подальше. В Капитолии не принято делиться будничными сантиментами и тусклыми эпитетами, поэтому память лучше спрятать в самый дальний угол и не вспоминать о ней. Но это не столица, это – дальний Дистрикт, где и так уже все законы рушатся. Так почему ничего не спрятано? Этого Бряк понять не могла. Люди этого округа боялись, но все помнили, просыпались и засыпали с подобными мыслями. Кажется, она только что нашла еще одно отличие между их мирами.
Шкатулка представляла собой ровным счетом ничего, просто неплохо обработанное темное дерево, которое утратило цвет с годами. Небольшие, едва видные царапины говорили об обращении. Хотя, может, условия жизни были подобными, кто знает? Читать историю по случайному предмету крайне глупо. И уж точно не Дива сможет хоть что-то тут понять. Даже в обычном платье, без косметики и босиком, от нее веяло чем-то столичным, чем-то ярким, но никак не серостью данного места. Эффи это ясно осознавала, поэтому не хотела смотреть на себя в зеркало, чтобы не доводить и так сложившуюся ситуацию до абсурда. А могла ли она жить здесь? Не слышать вечный гам Капитолий, не помня себя от вечных званых вечеров и мероприятий, не задумываться, что же завтра надеть, какие места посетить и будет ли все на высшем уровне? Не хранить постоянно в голове правила хорошего тона, просыпать по утрам, а не в обед, считая за успех то, что вернулся домой за несколько часов до рассвета? Не думать о мелочах и не бояться сказать что-то не то в присутствии высокопоставленных особ? Могла бы она, мисс Бряк, уважаемая, несмотря на свою должность, женщина с идеальной репутацией, жить здесь? Ответ приходит почти моментально, он – плод здравого рассудка. Нет. Ее долг, ее призвание жить заводной эмоциональной куклой, которая не знает горя.
Такую вещь вряд ли где-то можно уже было найти, ведь ни один торговец не взял бы такое невзрачное творение, которое явно не окупит вложенных средств. И поэтому шкатулка выглядела ценностью. На самом же деле, в мире капитолийки это было что-то новое, неизведанное и непривычное, и именно поэтому так привлекало внимание. Блондинка все еще боролась с любопытством и чувством совести, пытаясь все-таки вернуться к кровати или вообще спуститься вниз, чтобы не было соблазна. А, может, сумку поискать? Осталась где-то в прихожей или на кухне?
Поджав губы, Эффи все-таки откидывает крышку, удивляясь, что внутри лежит всего две вещи: перевернутая фотография и что-то за ней, скорее всего подвеска. Сопровождающая аккуратно берет в руки небольшой, пожелтевший прямоугольник, который готов рассыпаться в руках от неосторожного прикосновения, и переворачивает, вглядываясь в лица. Тут всего три человека, одна из них женщина, но все-таки время дает о себе знать, и разобрать изображение становится немного трудно, приходится слегка наклонить голову вперед и вглядываться внимательнее.
-Я, мать и брат. Я выгляжу неплохо, не правда ли?
Дверь открылась с оглушающим шумом в этой почти мертвой тишине, что заставило Диву резко поднять голову и смотреть в зеркало, как Эбернети к ней приближается. Она ожидала, что он осыпет ее колкостями за странный внешний вид, скажет переодеться, ведь она почти что беспардонно залезла в шкаф, но никак не смогла отреагировать, когда он просто встал позади, так близко, что отклонившись чуть назад, можно было его коснуться. Такое расстояние настораживало.
- Не похож.
Бряк еще раз смотрит на фотографию, на парнишку, который явно не знал, что его ожидает, который выглядел гораздо лучше, чем есть сейчас. Она быстро смотрит на отражение ментора, а потом вновь на снимок, как бы сравнивая. Мелкое сходство есть, но определенно не так уж и похож на себя прежнего. Легко угадываются светлые волосы и широкие плечи, а еще явно это язвительное «милочка» не вошло в его лексикон. И откуда только в Дистрикте Двенадцать фотографии? Эта роскошь начиналась с Четвертого, не раньше, но сейчас женщина была рада, ведь в ее руках что-то поистине необычное. Давай же, Хеймитч, скажи что-нибудь едкое, нарушь эту тишину, она и так слишком хорошо начинает думать о тебе. Это не приведет ни к чему хорошему.
А следующая находка ее буквально поразила. Подвеска с камнями! Нет, подумать только! Сопровождающая тут же откладывает на столик снимок и берет в руки украшение, убеждаясь, что голубые камни явно не подделка, а самые настоящие. И серебряная цепочка вилась интересным узором. Это можно было назвать шедевром ювелирного дела, встретить такое в дорогом магазине Капитолия или Первого, но никак ни здесь. Откуда это? Блондинка оборачивается и показывает Эбернети, который уже отошел к противоположной стене, свою находку. Она пытается увидеть в его глазах хоть что-нибудь, но тут ее ждет разочарование. И следующая его фраза полностью говорит об отношении к прежнему миру, прошлому и памятным вещам. То есть он готов отдать женщине подвеску, которая принадлежала его матери? Просто так?
Мужчин оставил ее, видно, ему тоже не по вкусу сложившаяся ситуация, а Бряк возвращается к кровати, все еще рассматривая украшение, понимая, что ей повезло. В столице таких работ она точно не видела, это будет что-то новенькое, хотя и явно вызовет вопросы, мол, где она достала такое? И отвечать что-то нужно будет.. Ничего, она же Эффи Бряк, что-нибудь точно придумает и скажет. Тем более, с наивными жителями Капитолия это не составит труда. Сопровождающая хмурится, когда ощущает циничные нотки в своих размышлениях. Это неправильно. Она тоже наивная дурочка.
Шум с нижнего этажа почти не доносился, а потом и вовсе утих. Неужели ментор решил заснуть? Ночь, тем более, уже на исходе, а Дива только что решила, что утром отбудет. Ей нужно было что-то сказать еще Сенеке, речь придумает в поезде, вот только в какое русло брать направление? Лгать в любом случае. Можно сказать, что лекарства были доставлены и приняты объектом, а, можно, просто объяснить, что ментор был не в духе и разбил все медикаменты вдребезги о стену. Что же лучше? Пожалуй, это лучше спросить у самого Эбернети. Или данный вопрос всего лишь предлог, чтобы спуститься вниз, чтобы не остаться одной? Или что-то еще?
Босиком идти было ужасно, но надевать туфли явно не выход. Мелкий мусор пока удавалось обходить, а половицы почти не скрипели, так что Эффи чувствовала себя призраком, который крадется по поместью, не желая на кого-нибудь натыкаться, чтобы придаться своей боли. Ее же случай немного иной. Женщина крепко рукой держит поручень, но думает, что ментор уже, скорее всего, провалился в сон. Зря она переживает, ничего особенного. Да, и зачем вообще нервничать? Она просто хочет спросить, придумать историю. Вот и все.
- Хеймитч?
Неясная тень в мрачном коридоре, отсутствие света явно мешает. Бряк на секунду перестает дышать, но с последней ступеньки спускается и идет к фигуре (если ей не чудится?). Все это выглядит сумбурно, и лучше бы было, если бы блондинка просто легла спать и не будоражила сейчас свои нервы и спокойствие Эбернети. Так было бы проще для обоих.