Очередное утро спустилось на наш Дистрикт. Такое же, как и все предыдущие, серое и неказистое, отметившее собой новый день. В Шлаке, бедном районе, ничего не нарушает однообразного течения жизни: отцы почти всех семей идут привычной дорогой к угольной шахте, матери собирают скудные запасы еды, чтобы накормить своих детей, дети, любопытствуя, высовываются из окон, дверей и других всевозможных щелей. В Котле заново зарождается жизнь, стартует торговля, и совсем скоро этот рынок действительно будет напоминать котёл, в котором всё кипит и бурлит. Самое обычное начало обычного дня, и только одно событие отличит его от остальных. Но и оно происходит здесь каждый год. Это Жатва. И в честь этого события весь Дистрикт уже с утра заполонён миротворцами, которые готовы наказать жителей за малейшую оплошность. А жители его до самого окончания церемонии Жатвы будут думать только об одном: как бы печальная участь становления трибутом Голодных игр не постигла кого-то из членов их семей или их самих. Будут подбадривать друг друга, говоря слова поддержки - это и всё, на что мы способны в этот день, изменить-то ничего нельзя.
Нельзя, но только если ты один попытаешься что-то предпринять. А что если за это возьмутся все сразу? Что если мы договоримся и вместе дадим отпор? Если бы только найти способ преодолеть всеобщий страх... Если бы.
Пекарня, как и прочие подобные заведения, также уже открыта. Туда-то я с утра и наведался, чтобы приобрести буханку хлеба - настоящего хлеба, который обычно бывает у нас на столе только по особым праздникам. Обычно за него дорого приходилось платить. Но сегодня пекарь удивил меня, взяв за буханку всего одну подстреленную мной белку. И даже пожелал мне удачи, когда я уходил. Будто знал, сколько раз моё имя вписано на карточках, предназначенных для жеребьёвки. Но слишком долго раздумывать над этим мне было некогда. Потому что в назначенное время я уже должен быть в нашем с Китнисс месте - всегда прихожу туда раньше неё - и хорошо, если хлеб к тому времени будет ещё тёплым. Так что я, сунув буханку в охотничью сумку, пошёл в сторону Луговины, а там пролез  сквозь дыру в заборе и через минуту был уже в лесу. Там вытащил из дупла дерева свой лук со стрелами, который в своё время получил от Китнисс, и только потом пошёл к нашему месту, скрытому от чужих глаз густым кустарником. И вот я уже там и жду. В это время довольно забавная мысль приходит ко мне в голову, и я, усмехнувшись сам себе, вытаскиваю из колчана стрелу, а из сумки - буханку хлеба. Повертел её в руке. Это ведь моя добыча, вот пусть и выглядит соответствующе. Я втыкаю стрелу в хлеб и, держа его в опущенной руке, смотрю вперёд. И как раз в этот момент вижу приближающуюся девушку.
- Привет, Кискисс! - громко приветствую я её. Когда она уже рядом, с весьма довольным видом я демонстрирую ей добычу: - Гляди, что я подстрелил.

Отредактировано Gale Hawthorne (Суббота, 25 января, 2014г. 15:43)

Возвращаю вынутую из хлеба стрелу обратно в колчан. Мой сюрприз удался, хлеб ещё тёплый, а самое главное - мне удалось поднять настроение Китнисс. А этого я и добивался, ведь сегодня день Жатвы, так что скоро всем нам будет совсем не до веселья.
- Всего одну белку, - пожимая плечами, отвечаю я на заданный вопрос, не без удивления снова констатируя этот факт, на этот раз вслух. - Что-то пекарь сегодня добрый какой-то, обычно дороже берёт... А тут даже удачи мне пожелал.
От запаха пекарского хлеба мне и самому начинает хотеться его поскорее попробовать, всё-таки и на нашем столе он бывает очень редко, если вообще бывает. Настоящий, а не то, что хлебом только называется, но, скорее всего, не является им. Оглядываюсь вокруг, протягиваю руку к ближайшему кусту ежевичника и срываю с него ягоду. Отличное будет дополнение к моей "добыче". Пока Китнисс держит в руках хлеб, срываю ещё несколько ягод. Смотрю на девушку пару секунд, потом говорю:
- Предлагаю устроить пир, прямо тут. - Потом, повинуясь пришедшей в голову мысли, перехожу на капитолийский выговор и начинаю пародировать Эффи Бряк. - Чуть не забыла! Счастливых вам голодных игр! И пусть удача... - Тут я прерываю фразу и подкидываю одну из ягод так, что та, описывая высокую дугу, летит в сторону Китнисс.

- Да уж, - только и отвечаю я, без особого веселья усмехнувшись. Быть может, люди в Дистрикте-двенадцать действительно пытаются как-то поддержать друг друга, зная, что им, что всем нам предстоит, когда время приблизится к двум часам дня. Перевожу взгляд на Китнисс, как раз когда она достаёт из своего кармана свёрток с сыром - подарок её сестры. Сыр, как и хлеб, вполне имеет право именоваться у нас деликатесом, поэтому моё настроение поднимается ещё выше.
- Здорово, - с улыбкой отвечаю я, принимая свёрток. - Спасибо Прим. Вот теперь у нас действительно пир.
Китнисс поддерживает переход на капитолийский акцент и фразу, и это здорово, потому что подобные шутки - практически единственное средство (точнее, второе, после наших собственных семей и близких), помогающее нам не сойти с ума от страха. Страха, испытываемого каждый год перед Жатвой и каждый день - перед тем, что у нас однажды просто не останется еды, средств к существованию.
Я достаю из сумки нож и режу хлеб на кусочки, кладя на каждый сверху кусочек сыра. Протягиваю один Китнисс, другой беру себе, а остальные укладываю на листья базилика, в которые был завёрнут сыр, и после уже устраиваюсь поудобнее.
- Я тут подумал, - начинаю выражать приходившую не раз ко мне мысль, которая теперь почему-то кажется мне наиболее... рациональной, что ли. – Мы ведь можем прекратить Голодные игры. - Смотрю на Китнисс, вижу непонимание в её глазах и продолжаю: - Мы можем просто взять и перестать их смотреть. Все вместе, сразу. Тогда им будет некому их показывать. А не будет публики - не будет и Игр.

Пробую хлеб с сыром и задумчиво его пережёвываю, слушая, что говорит Китнисс мне в ответ. И ко мне одновременно приходит понимание двух вещей: что свежий, настоящий тёплый хлеб в сочетании с козьим сыром - это действительно очень вкусно, и что в словах девушки есть весомая такая доля правды. Люди боятся проявлять недовольство. Боятся, что их никто не поддержит, что они встретят лишь сопротивление со стороны других - такое же, какое я сейчас встретил со стороны Китнисс. Но если бы это были только отпирательства на словах. Если бы. Все боятся не слов, а действий со стороны миротворцев, которые уж наверняка не заставят себя ждать. Вот почему никто не решается скооперироваться. А поодиночке тем более никто не собирается ничего делать. Так мы и терпим все эти издевательства над нами.
Прожевав первый кусок, я срываю с нависающей над нами ветки несколько ягод и задумчиво смотрю на них пару секунд, а потом перевожу взгляд на Китнисс.
- Знаю, но ведь миротворцы не заходят в каждый дом, чтобы проверить, смотрим мы или нет, - продолжаю гнуть свою линию, внезапно почувствовав острое желание доказать подруге, что наш совместный протест возможен. - Мы можем, для начала, доказать всем нашим, что это возможно - взять и выключить телевизор. Ведь никто из нас не хочет смотреть это, разве нет?

С каждым новым словом подруги я всё больше осознаю, что она не разделяет, и, возможно, никогда не разделит, моих убеждений. Точнее сказать, она-то может их как раз и разделяет, только не хочет никаких возможных последствий. Отрицательных, конечно же, никто ведь и не надеется на что-то иное. И я, с одной стороны, понимаю Китнисс. Но с другой... Вся эта зашуганность наших сограждан начинает меня несколько раздражать. Неужели я один тут на что-то готов? Я же знаю: никому не нравится жить по правилам, устанавливаемым этим чёртовым Капитолием и лично ненавистным Президентом Сноу. Почему же они все молчат? Почему все рассуждают так, как Китнисс сейчас? Почему мы не можем взять и объединиться?
- Да уж, конечно, - отзываюсь я раздражённо. И злюсь я, конечно, не на жителей нашего Дистрикта, нет. А на тех, из-за кого все наши люди такие зашуганные. - "Мы болеем за своих и плачем, когда их убивают", - с издёвкой упоминаю те слова, которые, по мнению Капитолия, наверняка должен говорить каждый из нас. - Ну что за уроды в этом Капитолии.
Понимаю, что высказал слишком много своего раздражения и недовольства, и замолкаю. Гляжу далеко вперёд, туда, где на многие километры простирается лес. Он всегда был нашей надеждой и опорой. В нём всегда можно найти еду, воду, а ещё он является тем местом, где можно, не таясь, говорить на любые темы.
А сейчас он может стать нашей надеждой на... Спасение?
Обдумываю возникшую в голове мысль. Стоит ли произносить её вслух? Не отринет ли её Китнисс так же, как отринула мои идеи о проявлении неповиновения? Но ведь если нельзя совладать как-то с произволом Капитолия и со всеми этими правилами, можно от всего этого...
- А знаешь, ведь мы бы с тобой смогли, - негромко говорю я, озвучивая свои мысли, по-прежнему глядя куда-то в сторону леса. И только потом осознаю, что сказал это вслух. Но уже поздно.

Не будучи уверен, правильно ли Китнисс поняла мои последние слова, произнесённые в задумчивости, перевожу взгляд на неё. Вижу по её выражению лица, будто она над чем-то раздумывает или же хочет что-то сказать, но не решается. Но что именно? Собирается ли она снова ответить отказом? Если да, то, быть может, подбирает слова, чтобы этим отказом меня не расстроить?
Или...
Аккуратно так кладу недоеденный кусок хлеба на лист базилика рядом с собой и прибавляю внимательности во взгляде на девушку. Может ли быть, что она всё это время думала о том же самом? Я с нетерпением жду, что же она скажет. И вот, наконец, Китнисс начинает говорить. Очень аккуратно, будто боясь чего-то, а потом уже более смело. Гляжу туда, куда она показывает, потом снова на неё - и следующая фраза подтверждает мои догадки. От этого я чувствую, как угаснувшая было надежда разгорается во мне с новой силой, с каждой секундой всё больше. Однако пока ей мешает то самое пресловутое предощущение подвоха, привитое нам всем нашей жизнью в Шлаке, поэтому я, вопросительно сдвинув брови, осторожо произношу:
- Кискисс? Ты серьёзно согласна, что мы сможем сбежать?
Вопрос резонный, если учитывать, что сама же Китнисс утверждала, что идти против установленных правил - опасно. Но тем не менее, когда после долгих отпирательств и сопротивления вдруг получаешь согласие, отступиться от своего становится ещё труднее, чем раньше; в этот момент проходишь некую "точку невозврата", после которой будешь добиваться желаемого с удвоенным услием, до последнего, зная, что получишь поддержку.
- Знаешь, это безумная затея, - серьёзно заявляю я - а потом плюю на всё. Я теперь не один, не наедине с этой своей идеей, а её поддерживает та, к которой я не равнодушен. - Но я согласен. Мы сможем это сделать. - Тут срабатывает своеобразный приобретённый рефлекс, и несмотря на то, что нас никто сейчас не может слышать, я понижаю голос почти до шёпота. - Мы сможем сбежать.
В этот момент чувствую, как на лице появляется улыбка. Вот уж не думал, что всё так обернётся. Не думал, но, не скрою, надеялся.

Поддерживаю радость подруги и уже хочу подняться на ноги следом за ней, но тут она садится обратно на траву, и я вижу, что выражение её лица изменилось. И я понимаю, о чём она думает. Потому что мне приходит в голову то же самое: наши семьи. Мы не можем уйти одни, не забрав и их с собой, это будет с нашей стороны предательством. К тому же, я и сам не могу бросить своих родных. Рори, Поззи и моя мама - все они нуждаются в помощи и защите. В моей защите. И семья Китнисс - тоже, их я тоже не могу оставить на произвол судьбы, ведь это - родные девушки, которая мне не безразлична.
Нужно что-то придумать... Нам нужен план.
- Нам нужен план, Китнисс, - по-прежнему тихо говорю я. Чувствую, как её руки крепко сживают мои, как она волнуется и переживает, это будто передаётся мне через руки. - Спокойно, Китнисс, нам нужно просто всё хорошо продумать. - Смотрю в глаза девушке. Стараюсь говорить ровным тоном, чтобы успокоить и убедить. Я слишком долго думал об этом, слишком долго ждал возможности, чтобы, получив её сейчас, просто взять и отступить. - Ты можешь говорить убедительно, я знаю. - Оглядываюсь назад, на всякий случай. - Нам с тобой удастся уговорить наши семьи идти с нами. Они хотят свободы не меньше нас, я уверен. Если мы предъявим им наш план, они согласятся. - Аккуратно высвобождаю собственные руки из "захвата" Китнисс. - Мы знаем эти леса. - Снова оглядываюсь. Осторожность, можно сказать, стала главной спутницей жителей Шлака, и моей в том числе. - Можем находить пропитание. Найдём, где укрыться. У нас получится. В конце концов, на Голодных играх я... видел кучу способов выжить в лесу. - Да, насколько бы ненавистными ни были эти Игры, из них оказывается возможным извлечь вот такую вот пользу, как бы это... ни звучало. - Ну? Что скажешь?
Как бы я хотел, чтобы ответ был утвердительным.